«Большой искрометный талант» — все критики, даже недоброжелатели Есенина, отмечали огромное мастерства автора «Песни». Тот же Асеев писал: «…достоинству «Песни» много. Великолепно использованы революционные частушки, очень хорошо ведется основная линия размера, вещь нигде не разрывается, она действительно полна мелодийно-повествовательного пафоса». Но точнее всех, по нашему мнению, отозвался о «Песне» В. Вольпин[130] в личном письме к Есенину. «Она [ «Песня о великом походе»] меня очень порадовала несколькими своими местами, почти предельной музыкальной напевностью и общей своей постройкой. Хотя в целом, надо сказать, она не «есенинская». Вы понимаете, что я хочу этим сказать?»
Понять-то Есенин понял, (он был сметлив), а вот согласился ли? Не захотел согласиться. Иначе вслед за «Песней» не написал бы «Поэму о 36» — о побеге участников революции 1905 г. из Шлиссельгбургской крепости. В основу этой вещи положены воспоминания Ионова.[131] И собственные (конечно, не о побеге, а о революции 1905 г.). Одного из учителей Константиновской школы (у Есенина были с ним близкие отношения) взяли под стражу прямо во время урока. В 1913 г. он писал Грише Панфилову: «Куда ни взгляни, взор всюду встречает мертвую почву холодных камней, и только и видишь серые здания да пеструю мостовую, которая вся облита кровью жертв 1905 г.». Позже, в Петрограде, Есенин познакомился с народовольцем-шлиссельбуржцем Германом Александровичем Лопатиным.
И этой поэмой сам Есенин остался доволен. Она тоже написана пером большого мастера…Но в еще большей степени не «есенинская».
«Никогда я не был на Босфоре…»
«Охота к перемене мест» прочно завладела поэтом. 3 сентября 1924 г. он, воспользовавшись давним приглашением П. И. Чагина, выехал в Баку. Чагин обещал, кроме Азербайджана, показать поэту Персию. Есенину почему-то казалось, что, побывав в Персии, он лучше поймет восточную поэзию и философию. (Как он надеялся это сделать без знания языка?) А почему бы и не поехать? Ничто не привязывало Есенина к Москве, ведь у него там не было ни дома, ни семьи. Правда, перед отъездом у Есенина появилась новая пассия — Анна Абрамовна Берзинь,[132] но такие «мелочи» никогда его не останавливали.
«Милая, любимая Абрамовна!
Прости, прости.
Уезжаю — года на два. Не ищи. Только помоги.
Так нужно. […] Люблю тебя, люблю.
Прощай.
«Еду с радостью в надеждах хорошо отдохнуть», — сообщал Есенин своему приятелю В. П. Яблонскому. Отдохнуть от чего? От работы? Но Есенин знает: где бы он ни находился, он не расстанется с «лирой милой». От московских кабаков? Да, в какой-то степени он надеялся на Кавказе «забыть ненужную тоску/ И не дружить вовек с богемой». Но от себя не уедешь — в глубине души он не мог этого не понимать.
В последнее время все громче и громче раздаются голоса: от преследований. Есенину действительно казалось, что за ним все время следят. Было ли это только порождением больной фантазия поэта? «…Лучше об этом не думать, ибо кто знает, что скрывалось у Есенина за этой манией преследования и что это была за болезнь», — писал А. К. Воронский.[133] Сказать больше в 1926 г. было невозможно.
А вот документ, опубликованный уже в наши дни:[134] «Начальнику СО ОГПУ тов. Дерибасу. Агентурно-осведомительная сводка по 7 отделению СО ОГПУ за 2 января 1926 г. [sic!].
В Москве функционирует клуб литераторов «Дом Герцена» (Тверской бульвар, 25), где сейчас главным образом собирается литературная богема и где откровенно проявляют себя Есенин, Большаков, Буданцев[135] (махровые антисемиты) [далее называются еще некоторые фамилии. — Л. П.) и прочая накипь литературы. Там имеется буфет, после знакомства с коим и выявляются их антибольшевистские инстинкты […]» (На сводке — резолюция: «Покойников можно оставить в покое».)
Более ранние агентурные донесения нам неизвестны, но можно не сомневаться: они были… А за кем из писателей тогда не следили? Есенин, как очень крупная фигура, наверное, пользовался особым вниманием Большого брата. Но — будем объективны — и прощалось ему больше, чем другим.
В первых числах сентября — Есенин в Баку. Там он неожиданно сталкивается с Блюмкиным, ставшим к тому времени членом коллегии Закавказского ГПУ. Блюмкин бешено приревновал поэта к своей жене. (Были ли к тому основания — неизвестно.) Дошло до того, что он поднял на Есенина пистолет. Зная повадки этого человека, Есенин перепугался не на шутку и срочно выехал в Тифлис.
130
Вольпин Владимир Иванович (1891–1956) — литератор, издатель, двоюродный брат Н. Вольпин, друг Есенина.
131
Ионов (настоящая фамилия Бернштейн) Илья Ионович (1887–1942) — поэт, участник революционного движения. Неоднократно арестовывался и ссылался. Сидел и в Шлиссельбургской тюрьме. После Октябрьской революции заведовал Петроградским отделением Госиздата. Летом 1924 г. Есенин, будучи в Ленинграде, общался с ним почти ежедневно.
135
Большаков Константин Аристархович (1895–1938) — поэт, прозаик. В дореволюционное время примыкал к футуристам, Буданцев Сергей Федорович (1896–1940) — писатель.