Следом проблемы начались у двух других имажинистов.
Программное стихотворение Шершеневича «Ангел катастроф», написанное в сентябре 1921 года, Есенин читал. Это была, по новым законам, стопроцентная антисоветская агитация:
…Красный кашель грозы звериной,
И о Боге мяучит кот.
Как свечка в постав пред иконой,
К стенке поставлен поэт.
На кладбищах кресты, это вехи
Заблудившимся в истинах нам.
Выщипывает рука голодухи
С подбородка Поволжья село за селом…
Ладно бы Шершеневич только написал эти стихи. Не унявшись после еле замятого давнего скандала с изданием имажинистской книжки «ВЧК» («Всё, чем каемся»), он разместил «Ангела катастроф» в совместном с Матвеем Ройзманом сборнике «МЧК» (официально расшифровывалось как «Мы, чем каемся», но все, конечно, читали: Московская чрезвычайная комиссия).
21 июня ГПУ открыло уголовные дела и на Шершеневича, и на Ройзмана. В рапорте сообщалось: «Автор книги старается возбудить читателя против существующего строя».
Все экземпляры сборника — четыре пачки — лежали на квартире Ройзмана, и в ходе обыска их конфисковали.
Заключение юрконсульта ГПУ от 26 июня гласило: «Поэты Ройзман и Шершеневич принадлежат к литературной группе „имажинистов“, наделавшей много шума своими эксцентричными выходками и смелыми приёмами поэтического творчества. В эту группу входят между прочим поэты Есенин, Кусиков, Мариенгоф. По своему социальному укладу группа „имажинистов“ может быть отнесена к левым эсерам, т. е. интеллигентам, приемлющим пролетарскую революцию, как благодатную грозу, но скорбящим о понижении культурности, о нарушении нормального жизненного уклада, о революционных жестокостях, — словом, к интеллигентам, растерявшимся и сбитым с толку…»
Надо отдать должное юрконсульту ГПУ, постаравшемуся остаться честным; но обратим внимание на то, что всю группу скопом отнесли к левым эсерам.
С политической точки зрения момент для этого был самый неподходящий.
8 июня в Москве начался процесс над членами ЦК и активистами партии эсеров. Под суд попали 34 человека. Среди обвиняемых были старые и добрые знакомые и Есенина, и всех остальных имажинистов. К эсеровскому кругу принадлежали и Иванов-Разумник, считавшийся его идеологом, и Белый, и Орешин, и Ганин. Все названные имажинисты, включая Есенина, в своё время активно публиковались в эсеровской прессе.
Судили, конечно, не за принадлежность и не за публикации в газетах, а за «использование вооружённых методов в борьбе против советской власти». И всё-таки этот процесс, широко освещавшийся в советской прессе, бросал тень на весь эсеровский круг. В этом контексте резюме юрконсульта звучало уже несколько иначе.
Умный и прозорливый Шершеневич, трезво осознавая ситуацию, в июньском номере журнала «Театральная Москва» со ссылкой на Есенина и Кусикова пытается вразумить большевистскую власть обширной и важной статьёй «Не слова, а факты».
Он пишет: «Заграничные газеты принесли нам известия о грандиозном скандале, который разыгрался в берлинском „Доме искусств“ при благосклонном участии Сергея Есенина и Александра Кусикова, двух имажинистов, представителей „отрыжки буржуазной культуры“, как их окрестили в Москве те идеологи, которые почему-то имели смелость называться „пролетарскими критиками“».
Далее Шершеневич вкратце излагает историю с пением «Интернационала» и резонно итожит: «Те самые имажинисты, которые поливались грязью в России всеми критиками, начиная от т. Меньшого и кончая Луначарским, уклонившимся от литературного третейского турнира с имажинистами, клеймились как „выродки буржуазии“, эти самые поэты выступают в Берлине с подлинным пением революции».
«Изо всех русских поэтов, попавших за границу, — утверждает Шершеневич, — заговорили фактами только имажинисты, те самые имажинисты, книги которых запрещались Госиздатом, книги которых конфисковывались. Есть два рода созидателей ценностей сегодня: одни примирились с новыми условиями жизни и приемлют их постольку, поскольку это „приемление“ освобождает от неудобств; другие, протестуя против остатков старого в новом, сами излучают это новое и находят революцию в культуре, закрепляя ею революцию бытовую».
«Излучающими» Шершеневич, естественно, считает группу имажинистов, недвусмысленно говоря: оставьте нас, наконец, в покое — левее нас тут вообще никого нет.