Есенин был представлен как русский Уолт Уитмен.
Находчиво; но зачем Америке чужой Уитмен, когда есть свой?
На следующий день «Нью-Йорк таймс» вскользь упомянула, что публике был представлен муж Дункан, «молодой поэт Юсенин». И ещё три раза повторили: «Юсенин, Юсенин, Юсенин». Они ведь писали о нём за пару дней до этой публикации — но уже забыли даже фамилию.
Айседора выступала ещё 11 и 14 октября, при аншлаге, но Есенина уже не выводила.
Публика приветствовала её, крича, ликуя и неистовствуя.
Америка явственно показывала, что здесь она была истинной звездой, а не стареющей забавной тётушкой.
Её муж, вернувшись в номер, собрал все газеты со своими портретами — про полузащитника, Юсенина в шарфе и т. д., и т. п. — и старательно разодрал в клочки.
* * *
После Нью-Йорка Айседора выступала в Бостоне, в Симфони-холле.
В первый же день Есенин открыл окно гримёрки, выставил на улицу красный флаг (где только нашёл?) и начал кричать: «Да здравствует большевизм!» — пока не собрал толпу.
Читал в окно ничего не понимающей толпе стихи и в перерывах проклинал буржуазию.
Организаторы концерта на всякий случай вызвали конную полицию.
Айседора, с отменным успехом исполнив свою программу (пока Есенин продолжал «догоняться» шампанским и размахивать красным флагом в окне гримёрки), выступила со сцены с яростной речью.
У неё был безусловный талант политического оратора.
— Я красная, — кричала, — как и мой красный шарф! Это цвет жизни, энергии! Вы ранее были страстными. Не будьте пассивными! Вы, должно быть, читали Максима Горького. Он сказал, что люди делятся на красных, серых и чёрных. Чёрные люди — вроде бывшего кайзера или экс-царя; это люди, которые любят господствовать и несут террор. Красные — это те, кто радуется свободе и прогрессу духа. Серые люди похожи на эти стены, на оформление этого зала. Посмотрите на эти статуи наверху! Они ненастоящие. Разбейте их!
Здесь начали по специально поданному сигналу опускать занавес; но она продолжала взывать, порицать, призывать.
Молодёжь бешено хлопала в восторге; почтенные пары в редком раздражении покидали зал.
На второй день всё повторилось в усиленном варианте.
Есенин заранее подыскал себе переводчика: пусть Айседора там пляшет, у него будет своё выступление; снова выставил красный флаг в большое окно гримёрки, созвал прохожих и приступил к проповеди.
Мэри Дести свидетельствует, что собралась «огромная толпа».
Есенин сообщил собравшимся: раз Бостон известен как центр культуры и образования, «его жители должны познакомиться с идеалами и платформой молодой России».
И знакомил их с идеалами, не забывая время от времени размахивать красным флагом.
Айседора тем временем выступила на сцене в каком-то чрезмерно минималистичном наряде — фактически полуголой.
Для Америки той поры всё это было слишком: полуобнажённая танцовщица с огненным шарфом, буянящий поэт с красным флагом.
25 октября нью-йоркская газета «Русский голос» сообщала:
«Министерства труда, юстиции и иностранных дел собирают сведения об изъявлении известной танцовщицей Айседорой Дункан большевистских взглядов, что будто бы имело место при её выступлении в Бостоне.
Чины названных министерств заявляют, что хотя и находят „непристойным“ выступление танцовщицы в „чрезмерно обнажённом виде“, они бессильны бороться с этим; но если она ведёт „красную пропаганду“ — её быстро выдворят на Эллис-Айленд для обратной её высылки в Россию».
Следующим городом, где должна была выступать Айседора, был Чикаго.
Юрок умолял, чтобы Айседора и Сергей больше не вели себя подобным образом, — иначе катастрофа: все выступления отменят, последуют колоссальные убытки, суды и разорение.
В Чикаго Дункан и Есенина встречали десятки фотографов и репортёров.
Айседора будто бы через силу объяснялась:
— Я говорила, что красная в художественном смысле, это во-первых. А во-вторых, обнажённой я не могу быть, я даже не в состоянии раздеться на сцене: платье закрепляется поверх плеч и вокруг бёдер эластичным бинтом.
Есенина никто ни о чём не спрашивал.
Американскую консервативную публику её объяснения не устроили; голоса, требовавшие её высылки вместе с футболистом Юсениным, звучали всё настойчивее.
* * *
Они, похоже, несколько испугались.
Для начала: у Дункан и Есенина было очень мало денег.
Жили только на то, что Айседора получала за выступления.
Но так как жили по-прежнему на широкую ногу, этого едва хватало.