И далее: «Слушай, душа моя! Ведь и раньше ещё, там, в Москве, когда мы к ним приходили, они даже стула не предлагали нам присесть. А теперь — теперь злое уныние находит на меня».
В свете скандала, только что имевшего место в Соединённых Штатах, письмо Есенина, безусловно, несёт дополнительные коннотации — не определяющие, но достаточные, чтобы их учитывать.
За спиной Бронкс, впереди — куда деваться — Москва.
Как вышло, что он, истинный певец большевистского переворота, воспринятого им как путь к преображению, теперь, заходя в «кабинеты», чувствует себя приблудной сиротой? А ради чего тогда всё, если вместо преображения — снисходительность новых хозяев и злое уныние внутри?
* * *
10 февраля пароход «Джордж Вашингтон» сделал остановку в английском порту Плимут — этим знакомство Есенина с Англией и ограничилось.
На другой день Сергей и Айседора сошли на французскую землю в порту Шербур.
12 февраля они уже были в Париже и вновь остановились в знакомом фешенебельном отеле «Крийон» — дом Айседоры на рю де ла Помп был сдан на полгода одной богатой американке.
Как и в прошлый раз — репортёры, фотовспышки. «Как дорога?» «Как дела?»
Дункан была настроена безжалостно:
— Я потратила четыре месяца жизни на поездку в Америку. Это была мука. К моему мужу в Америке относились хуже, чем когда-либо в России. Американцы похожи на стаю волков. Америку основали шайка бандитов, авантюристы, пуритане и первопроходцы. Теперь всем заправляют только бандиты. Американцы за деньги сделают что угодно. Америка мне больше не родина.
— Но в России большевизм, — сказали ей.
— Америка с её ку-клукс-кланами — последняя страна, которая вправе говорить о большевизме.
Есенина ни о чём не спрашивали, но он всецело разделял пафос жены.
На пароходе они как-то сблизились и успокоились.
Сухой закон в плавании действовал так же, как на американской земле, им едва удавалось пробавляться палёным виски, который, увы, можно было достать и на пароходе — втридорога.
На следующий день она заказала в отеле прекрасный обед на четверых — компанию составили её подруги Мэри Дести и мадам Говард Перч.
Есенин просил шампанского, но Айседора твёрдо решила ограничиться только лёгким вином.
Он читал стихи, вставал перед Дункан на колени; она гладила его голову.
Пара эта выглядела бесподобно.
— О, посмотрите, — сияя, говорила Айседора своим подругам, — как он прекрасен! Он просто ангел.
Есенин поминутно куда-то убегал — то за папиросами, то за спичками, то ещё за чем-то, хотя Дункан говорила, что официант всё принесёт.
Всё это время Сергей оставался весёлым и обходительным, только глаза горели всё ярче.
Наконец ушёл и не явился вовсе.
Подождав, Дункан вызвала служанку Жанну. Та рассказала, что Есенин всякий раз, когда покидал ресторан, заказывал шампанского, а после исчез.
Ужин Айседора и её подруги заканчивали втроём. Без ангела.
Он вернулся ночью.
О возвращении его возвестил грохот в холле: он кричал и падал. Вставал и снова кричал.
Айседора немедленно догадалась, что сейчас начнётся.
Мэри Дести сообразила это ещё быстрее и увлекла подругу в свою комнату.
Есенин, не застав Айседору в номере, разбил графином огромное зеркало, перевернул стол и начал потрошить вещи жены.
Вдруг догадался, что она может прятаться у Дести.
Рванулся туда. Дверь была заперта.
«Ага, сука, спряталась! Я доберусь до тебя!»
Начал выбивать дверь.
Между тем Есенин перепутал номер и рвался в покои американского миллионера, который, в свою очередь, не хотел открывать.
То, что из номера, где, по его мнению, пряталась Айседора, раздавался мужской голос, выкрикивающий англо-американские ругательства, приводило поэта в ещё большее исступление.
Айседора, на своё счастье, к тому моменту уже сбежала, попросив портье присмотреть за недавно вернувшимся русским господином.
Взяла такси и помчалась за доктором.
Портье, держа данное ей слово, явился на шум и попытался утихомирить гостя, но тут же получил сильнейший удар в лицо.
Окровавленный, он вернулся к стойке и вызвал тройной наряд полиции.
Явились шестеро человек.
Завидя их, Есенин отступил в свой номер.
Полицейские ворвались следом.
Он сообщил, что убьёт их всех, одного за другим. Опрокинул на их пути шкаф. Затем, мощно размахнувшись, высадил туалетным столиком окно.