Надо было найти способ попасть к Троцкому. Просто заходить в секретариат с улицы Есенин не хотел. Решил дождаться Мариенгофа и посоветоваться.
* * *
Неделя с Айседорой без ссор — это слишком много. 10-го они первый раз поругались. Инициатором, как обычно, выступил Есенин.
Причина ссоры неизвестна, но едва ли она важна. В любом случае Айседора, пишет Шнейдер, была всерьёз обижена. Сложно даже представить себе, какие поступки Есенин должен был совершить, чтобы обидеть эту долготерпеливую женщину.
Всё шло к распаду, но никак не распадалось.
На следующий день возвращается Мариенгоф — никого роднее у Есенина на этот момент поблизости нет.
Есенин читает ему «Чёрного человека»: вот, смотри, Толя, кого я привёз с чужбины, со мной теперь живёт — чёрненький, лохматенький, кривляется, спать мешает…
Мариенгоф вглядывается в Есенина: вроде бы и тот Сергей, и не тот.
«Встречный поцелуй», как в тех самых стихах Мариенгофа, ещё не «захолодел», но какие-то тени стали различимы.
Начали делиться новостями и обсуждать планы.
Есенин не скрыл от Мариенгофа идею журнала «Россияне»: это не против имажинизма, а больше имажинизма; в конце концов мы все — россияне.
Мариенгоф мог понять так: Сергей будет брать под себя крестьянское крыло, а он, Анатолий, окажется старшим по имажинизму — отчего бы и нет?
Нужен Троцкий, сказал Есенин; как до него дойти?
— А Блюмкин в Москву вернулся со своих очередных заданий, — ответил Мариенгоф, — и работает у Троцкого. Надо через Блюмкина попробовать.
На этом и порешили.
Есенин признаётся, что не хочет больше жить с Айседорой.
Мариенгоф зовёт его в Богословский.
Есенин быстро забрал с Пречистенки самое необходимое — и вот уже вроде как переехал.
Хотя сразу было понятно: всё это долгих перспектив иметь не могло.
Вот если бы Мариенгоф развёлся…
Но Толя влюбился накрепко.
Он так всю жизнь и проживёт, обожая двух людей — Сергея и свою Анну — и размышляя о них больше, чем о ком бы то ни было.
Но едва ли было возможно в августе 1923-го вернуть ту форму существования, когда они, Есенин и Мариенгоф, юные, весёлые, бесстрашные и полные сил, покоряли Москву и будто бы само отчаянно сопротивлявшееся бытие мяли, гнули под себя.
Вместо этого сразу же получилось что-то совсем иное.
Да, Никритина и виду не подала: будем жить вчетвером, отлично.
Однако квартирка маленькая. Кирка всё покрикивает да пошумливает.
Анна приветливая, но… зачем она тут вообще?
Она, кстати, тоже понимала, что, если так дальше дело пойдёт, Серёжа может увести у неё мужа.
Никритина, умная и любящая Анатолия, никогда бы не позволила себе встать между друзьями и конфликтовать на этом поле: себе дороже. Рассудила она вполне по-женски: Айседоры нет — значит, кто-то должен немедленно её заменить. Это отвлечёт Есенина.
Перебрав всех своих знакомых актрис Камерного театра, Никритина остановила выбор на Августе Миклашевской.
Та сейчас была одна.
У неё был ребёнок, с отцом которого она уже рассталась.
Кажется, Миклашевская продолжала любить этого мужчину, но Сергей — он же сумеет затмить кого угодно.
Всё может получиться.
Вечером Миклашевская в числе нескольких актёров и актрис уже была в гостях у Мариенгофов.
Посидели, поболтали, разошлись, но Есенин зацепился за неё — как он сам говорил, «поцарапался о женщину».
Сложно было не поцарапаться: Миклашевскую считали едва ли не первой красавицей Москвы, взаимности от неё добивались очень многие.
Но Есенин — он ведь не «многие», он — один.
Вытерпев в Богословском три ночи, Есенин затосковал и решил сменить обстановку.
Он ведь никогда толком не жил со своими детьми и, в сущности, не мог взять в толк, почему этому орущему кульку уделяется так много внимания. Последний раз он столько времени с ребёнком проводил в десятилетнем возрасте — когда родилась сестра Катя; ему и тогда уже подобный досуг не пришёлся по душе.
13 августа Есенин вдруг появляется на Пречистенке.
Айседора всерьёз собралась подлечиться от нервных перегрузок в Кисловодске. Заодно выступить там и в окрестностях, подзаработать.
Шнейдеру сказала, что с Есениным больше дела иметь не желает.
Когда Есенин зашёл в дом, она спряталась в одной из комнат, закрыв дверь.
Там, правда, оставался другой вход — и, не без иронии предположим, Айседора об этом знала.
Естественно, Есенин, толкнувшись в закрытую дверь, явился с другой стороны.
Айседора сидела на диване.