Сначала понемногу, потом помногу.
Приблудный — он молодой, держался крепко, а Есенин начал пьянеть и приходить понемногу в то состояние, которое было для него характерно в зарубежных приключениях.
Несколько раз отправлял швейцара на Страстной за цветами для Ани; Приблудный потом рассказывал, что цветов был «целый воз».
Вечерело; давно уже пора было идти к Назаровой и Бениславской, но Есенин дожидался сестру Катю, чтобы передать ей деньги из кассы кафе.
Мог, конечно, оставить их в «Стойле…», как уже не раз делал; но ему хотелось отдать лично.
Решив, что пора уже забрать у кассира причитающуюся ему часть выручки, Есенин из «ложи», где сидел с Приблудным, пошёл с бутылкой пива в руке в сторону кассы. Спустя минуту раздался грохот.
Есенин, скорее всего случайно, толкнул кого-то и облил пивом; на него огрызнулись, он сразу взбеленился: кафе его, а тут кто-то стоит у него на пути. Началась потасовка — в ход пошла сначала бутылка пива, следом Есенин схватил стул…
Полетела посуда.
Буфетчица — ей же за всё это отвечать потом — бросилась на улицу к дежурному дворнику.
У всех дворников тогда были свистки, чтобы сигнализировать о происшествиях. Раздались две трели. Неподалёку оказался участковый надзиратель — не прошло и минуты, как он был уже возле «Стойла…».
Ещё с улицы он увидел поваленные столы и стулья и услышал отборную ругань.
Едва войдя в кафе, участковый столкнулся с Есениным. Тот ещё с парижских загулов запомнил: если пришли люди в мундирах, ночевать придётся в мрачном и холодном помещении, пока не придёт Айседора. Но Айседора лечилась в Кисловодске.
— Ага, явились! — закричал Есенин.
Участковый был последовательно назван «сволочью», «жандармом», «взяточником», «хамом» и «мерзавцем». В момент, когда он схватил Есенина за руку, пытаясь вывести на улицу, тот сообщил блюстителю порядка, что Троцкий и Калинин вышибут его с работы, едва узнают о случившемся.
То, что Есенин неправ, было очевидно всем — и персоналу кафе, и оставшимся посетителям, и даже Приблудному. Последний, судя по всему, вмешиваться в скандал побоялся, тем более что сам порядочно заложил за воротник и его дружеское пособничество могло быть расценено превратно.
Есенина препроводили в отделение в Леонтьевском переулке.
Забрав оставшуюся в «ложе» есенинскую шляпу, Приблудный поплёлся в Брюсовский. Там за накрытым столом сидели Галя и Аня, дожидаясь дорогих гостей. Несколько путаясь в словах, он рассказал о случившемся.
Подруги моментально развернули небывалую активность.
Они сообщили о случившемся сразу нескольким друзьям и знакомым Есенина. Первому, конечно же, Мариенгофу — тот немедленно направился в отделение.
Бесстрашные и находчивые девушки упросили ближайших соседей по коммуналке пойти на обман. В отделении раздался звонок, и мужской голос сообщил дежурному, что звонят из Моссовета, а говорит с ними секретарь Моссовета Павлов. Уточнив, что Есенин находится именно в этом участке, секретарь Павлов потребовал немедленно освободить его.
Милиция приняла к сведению указание товарища Павлова. Дежурный по отделению тут же перезвонил в Моссовет и коротко изложил ситуацию, попросив подробнее проинформировать о полномочиях товарища Павлова. Ему ответили, что разберутся и перезвонят.
Тем временем в отделении уже появился Мариенгоф в сопровождении двух соседок Гали и Ани — Надежды Грандовой и Елены Кононенко.
Они тоже потребовали освободить Есенина. Им отказали в категорической форме, пояснив, что задержанный находится в крайней степени алкогольного опьянения и к тому же очень возбуждён, продолжая оскорблять всех подряд сотрудников милиции.
Кононенко попросила допустить её к телефонному аппарату и набрала номер Калинина. Когда тот взял трубку, Кононенко обратилась к нему с просьбой о заступничестве. Калинин, разузнав у дежурного подробности, сказал, что задержание произошло на законных основаниях и отпускать никого не надо.
Спустя пять минут в участок перезвонили из Моссовета и сообщили, что хотя товарищ Павлов и работает там, но его в данный момент на рабочем месте нет и поэтому звонить он не мог.
Есенин остался ночевать в отделении и до утра успел пообщаться со всеми находившимися там сотрудниками милиции.
Милиционер Дорошенко: «Гр. Есенин позволил себе нанести оскорбление по адресу Советской Р[абоче]-Кр[естьянской] милиции, называя всех находившихся „сволочью“ и другими скверными словами».
Милиционер Каптелин: «Гр. Есенин, будучи в отделении милиции, говорил по адресу находившихся „жулики“, „паразиты“ и т. д.».