Анна умела быть заботливой и внимательной, но могла быть и волевой, жёсткой, настойчивой: бывший красноармейский политработник, да. Поставленная речь, прямой взгляд — и при этом крупная, видная, красивая: Псковщина постаралась.
Удивительно, как хотели помогать Есенину все эти чудесные, абсолютно советские девушки. Подсознательно чувствовали в нём, за всем его пьянством, ангельскую природу?
Чего не скажешь о несчастном Михаиле Грандове.
* * *
В своё время Грандов не стал препятствовать прописке Есенина в их коммуналке. С тех пор он постоянно, с небольшими перерывами, терпел появление нетрезвого Есенина в компании его бесконечных друзей. Эти друзья без умолку читали стихи, пили и громко пели. Находили где-то гармонистов и балалаечников, и те играли.
Любимая женщина Грандова, Леночка, невзирая ни на что, продолжала любить этого алкоголика и антисемита. Его тут все любили: и постоянно проживающие, и время от времени заходящие.
Недавно раздался звонок в дверь, и на пороге объявилась огромная, в каком-то немыслимом хитоне, ярко накрашенная женщина, которую он сразу опознал по виденным ранее фотографиям. Это была Дункан. Она спросила, дома ли Есенин. Ответили, что его нет. Тогда Дункан села прямо на пол и, глядя перед собой невидящими глазами, ногтями разодрала на себе чулки. Посидела десять минут, выпила воды и ушла. В разодранных чулках.
Периодически у подъезда возникал Покровский. Вроде как прогуливается, а глаза невменяемые. Кто знает — может, при нём бритва или нож, или даже топорик за поясом!
Это вообще что такое? Жизнь внутри романа Достоевского?
Уважаемый Лев Семёнович Сосновский, непосредственный начальник Грандова, в любой момент может поинтересоваться: а не вошли ли и вы, Михаил, в есенинскую юдофобскую банду, раз так крепко уживаетесь с ним под одной крышей?
Наконец, в дом стали с завидным постоянством наведываться милиционеры и спрашивать, где Есенин. Скучают они, что ли, без него…
Может, они ещё обыскивать станут их коммуналку?
Сейчас Есенин вернётся из больницы со своей отказавшейся слушаться рукой, и Лена будет кормить его с ложечки, а Галя бегать за пивом.
Обе при этом будут врать приходящей милиции, что Есенина дома нет.
Терпение Грандова истощилось.
Он объявил Бениславской, что Есенин должен немедленно выписаться и исчезнуть отсюда раз и навсегда.
— Я вас предупреждаю, — чеканил Грандов, — что если Есенин будет жить у вас и дальше, то я подам заявление в ЦК, чтобы его выслали за пределы РСФСР как вредный элемент. Я его таковым считаю, и, если подам заявление, его вышлют.
Бениславская — кто бы мог подумать — ледяным тоном ответила:
— Не забывайте, Михаил, что я не остановлюсь ни перед чем и приму все меры, чтобы дискредитировать и ваше заявление, и вас лично.
Грандов, ничего подобного не ожидавший, онемел.
Спустя какое-то время, взяв себя в руки, пошёл к Софье Виноградской и Яне Козловской и предложил им написать совместное заявление о выселении Есенина. Те отказались.
Но Бениславская отлично понимала, что Грандов теперь не успокоится.
Вскоре узнала, что тот предпринимает усилия, чтобы её уволили из газеты «Беднота».
Сил на противостояние с ним у Гали не имелось. Она была просто любящая женщина.
Чтобы хоть как-то разрешить ситуацию, Бениславская сообщила Грандову, что выписала Есенина.
Тот молча кивнул. Внутри клокотало бешенство.
* * *
Мало того что Есенину некуда было возвращаться — теперь ещё и милиция его ждала.
Выручила Анна Берзинь — Есенин в полушутку всегда называл её по отчеству — Анной Абрамовной. У неё был товарищ Илья Вардин — так подписывался советский партийный критик и журналист Илларион Виссарионович Мгеладзе.
Он представлял журнал «На посту» и влиятельную литературную группу «Октябрь», претендующую на право говорить от имени революции и Октября 1917-го.
В журнале «На посту» работал, как мы помним, не только Сосновский, но и другой активный участник дела о есенинской юдофобии Борис Волин — «ещё более кретинистый», чем Сосновский, написал о нём однажды Есенин.
Казалось бы, что делать Есенину в этой компании?
Расчёт Берзинь был прост и по-человечески понятен: как истинно советский человек и своеобразный дипломат она была убеждена, что «попутчику» и прекрасному поэту Есенину нет никакой необходимости постоянно пребывать в состоянии войны с «напостовцами». Надо их подружить. Там же не все такие, как Сосновский и Волин. Там много умных и дельных коммунистов.