В «маленькой поэме» «Русь советская», положившей начало новому, элегическому, «пушкинскому» периоду в есенинском творчестве, он пишет:
…А я пойду один к неведомым пределам,
Душой бунтующей навеки присмирев…
Здесь снова возникает тема странничества и бродяжничества — но, само собой, на другом уровне: когда человек не мигрирует с Никитской на Тверскую, а готовится к путешествию по совсем иным маршрутам.
В ноябре 1924 года Есенин пишет ещё одну «маленькую поэму» — «Русь бесприютная», будто сводя воедино всё сказанное ранее и подводя итог:
Товарищи, сегодня в горе я,
Проснулась боль
В угасшем скандалисте!
Мне вспомнилась
Печальная история —
История об Оливере Твисте…
Наверняка ведь читал знаменитый роман Диккенса, очень давно — ещё в Константинове или в Спас-Клепиках.
…Мальчишки лет семи-восьми
Снуют средь штатов без призора.
Бестелыми корявыми костьми
Они нам знак
Тяжёлого укора…
«Штатами» Есенин уже не в первый раз называл регионы Советского Союза. Писал он эти стихи в Грузии — чем не штат?
И, наконец, самое главное:
…Я тоже рос
Несчастный и худой,
Средь жидких,
Тягостных рассветов.
Но если б встали все
Мальчишки чередой,
То были б тысячи
Прекраснейших поэтов.
В них Пушкин,
Лермонтов,
Кольцов,
И наш Некрасов в них,
В них я,
В них даже Троцкий,
Ленин и Бухарин.
Не потому ль мой грустью
Веет стих,
Глядя на их
Невымытые хари,
…………………..
Я только им пою,
Ночующим в котлах,
Пою для них,
Кто спит порой в сортире.
О, пусть они
Хотя б прочтут в стихах,
Что есть за них
Обиженные в мире.
Если брать шире, то даже дружба с Приблудным, который самым наглым образом обворовывал старшего товарища, имеет, как ни удивительно, те же истоки. Юный, едва вышедший из подросткового возраста Приблудный был для Есенина тем же беспризорником; им он, по сути, и являлся: ни кола ни двора, ни совести, с родителями неясность, зато дед имеется. И у Есенина был дед. А ведь из Приблудного может вырасти поэт настоящий! Разве за такое нельзя простить сворованные ботинки?
Ну и Васька, которого Есенин таскал за собой, воспринимался, естественно, не столько прислугой, сколько одним из этих сорванцов, не погибшим в детстве и кое-как доросшим до юноши. А может, и тайной заменой собственного сына — ведь где-то росли трое есенинских отпрысков, и старшему было девять лет; конечно, он о них помнил и мучился этой памятью.
Многие знакомые Есенина тех лет, свидетели этого кавказского путешествия, отмечали, с какой страстью и радостью он возился с местными мальчишками, грузинскими или азербайджанскими: на улице увидит компанию и часа на три с ними пропадёт. В этом смысле Есенин был истинным интернационалистом — не видел никаких различий между тифлисскими детьми и рязанскими: все свои, все родные.
Коля Вержбицкий записал удивительную историю, открывающую Есенина с новой и неожиданной стороны, — о их совместном походе к беспризорникам:
«Есенин оделся как обычно: ярко начищенные жёлтые туфли, новая серая шляпа, хороший, только что отглаженный серый костюм. Он даже сунул в верхний левый карман какую-то цветную батистовую тряпочку.
Я не видел смысла в этом принаряживании и говорил:
— Украшайся, украшайся! Смотри, как бы „пацаны“ не встретили тебя свистом и камнями. Ведь они могут принять тебя за барина, за буржуя!
— Не беспокойся! — отвечал мне Сергей, делая аккуратный пробор на голове, как раз посредине. — Поверь мне, что не всегда так бывает, что „по платью встречают“.
Когда мы пришли в коллектор, Есенин смело распахнул двери и быстрым шагом вошёл в довольно грязное и неуютное помещение. Можно было подумать, что он уже не раз здесь бывал и всё ему хорошо знакомо.
Он сразу направился к широким и тоже не очень чистым нарам, на которых сидели и лежали полуголые, выпачканные угольной пылью, завшивевшие мальчишки в возрасте от шести до пятнадцати лет.
Я внимательно следил за каждым движением, за каждым жестом Есенина.
Он с серьёзным деловым выражением лица сделал повелительное движение рукой, чтобы ему освободили место на нарах, прочно уселся, снял шляпу, велел положить её на подоконник, подобрал одну ногу под себя и принял позу, которая удивительно напоминала обычную позу беспризорника: одновременно развязную и напряжённую.