Впрочем, замечает Асеев, сразу после расставания Есенин устроил шумную драку — прилюдно избил того самого своего спутника.
Так что к жене Асеева он так и не попал.
Все наблюдавшие в тот ноябрь быт Сергея и Софьи с печалью признают: скандалы не прекращались ни на день.
Через день Есенин уходил из дома и ночевал у друзей.
Чаще всего у художника Георгия Якулова.
Круг тех дней: Василий Наседкин, Иван Касаткин, Павел Радимов.
Даже с Пильняком встретился однажды — и скандала не случилось.
То ли вид у Есенина такой был, что Пильняку становилось его жальче, чем себя. То ли у Пильняка чувство к Толстой выгорело. То ли и то и другое.
На очередном круге есенинских метаний по Москве Виктор Шкловский застал его рыдающим на Тверской.
— Пушкин, за что ты меня погубил? — повторял Есенин.
К 20 ноября стало ясно, что ни заступничество Луначарского, ни письмо Вардина своей роли не сыграли — судья Липкин твёрдо решил наказать Есенина за дебош у дверей купе дипкурьера Рога.
Родственники уговорили Есенина лечь в психиатрическую лечебницу: невменяемых не судят.
Сёстры, Соня, Берзинь выдохнули — ну хоть таким образом его урезонить.
Может, хорошо, что он этого Рога последними словами покрыл.
За несколько дней до лечебницы Есенин ещё раз заходил к Мариенгофу — с бутылкой шампанского.
Мариенгоф пить не хотел — утро, и Есенин выпил всё сам.
Ухнув стаканом об стол, вдруг заметил на стене ковёр с большими красными и жёлтыми цветами.
Мариенгоф:
«Есенин остановил на них взгляд. Зловеще ползли секунды, и ещё зловещей расползались есенинские зрачки, пожирая радужную оболочку. Узенькие кольца белков налились кровью. А чёрные дыры зрачков — страшным, голым безумием.
Есенин привстал с кресла, скомкал салфетку и, подавая её мне, прохрипел на ухо:
— Вытри им носы!
— Сережа, это ковёр… ковёр… а это цветы…
Чёрные дыры сверкнули ненавистью:
— А!.. трусишь!..
Он схватил пустую бутылку и заскрипел челюстями:
— Размозжу… в кровь… носы… в кровь… размозжу…
Я взял салфетку и стал водить ею по ковру — вытирая красные и жёлтые рожи, сморкая бредовые носы».
Поэт Владимир Кириллов, в те же дни встретивший Есенина в столовой Союза писателей, вспоминает, как тот «с каким-то ожесточением пил стаканами водку» и в какой-то момент потерял сознание.
Господи! Сознание потерял!
«…отнесли его на руках в одну из комнат и уложили на диван».
Кириллов продолжает:
«На следующий день я опять его встретил в этой же столовой. У Есенина был мрачный и болезненный вид, но был он совершенно трезвый. Он увлёк меня в один мало освещённый и безлюдный уголок столовой и тихим охрипшим голосом стал говорить о себе:
— Я устал, я очень устал, я конченый человек.
— Ты отдохни, перестань пить, и всё пройдёт.
— Милый мой, я душой устал, понимаешь, душой… У меня в душе пусто».
24 или 25 ноября Есенина последний раз видел Сергей Городецкий — столкнулись на Тверской. Городецкий записал без обиняков: «Вид у него был скверный».
И вдруг в те же дни Есенин начинает составлять план журнала, который хочет выпустить.
Наверняка Сонечка, чтобы отвлечь его от очередной прогулки в город, которая могла невесть чем кончиться, напомнила:
— Серёжа, а журнал? Помнишь, говорил, что хочешь журнал свой?
— Да, журнал.
— Давай составим план. Не ходи пока никуда.
— План?
Достали чистую бумагу, карандаши, чтобы записывать всё.
Развеселился, как в детстве.
Какая хорошая игра!
Итак, что будет в журнале?
Стихи Есенина, Наседкина, Грузинова. Статья Есенина и статья Грузинова. Репродукции картин Петра Кончаловского. Статья Дмитрия Кончаловского о современной живописи.
…Это всё ничего не значило.
Журнал он не смог выпустить и в куда более благоприятные годы, при полном способствовании тогда ещё всесильного Троцкого и при разрешении Накорякова. Эти мечтания не столько говорят о возможных перспективах Есенина, сколько вопиют об отсутствии всяких перспектив.
Какой, боже мой, журнал?
Какая статья Есенина?
Последнюю опубликованную статью Есенин написал в 1921 году!
Что за отдел поэзии такой — из Грузинова и Наседкина?
А что там ещё, в этом отделе?
Софья Толстая сидела с Есениным, как самая терпеливая няня, счастливая, что хоть на час его отвлекла; высчитывала расходы на типографию, на бумагу…
Он смеялся, потирал руки.
Так неизлечимо больным рассказывают, что следующим летом они поедут куда-нибудь в горы.