К тому же последнее время Георгий часто пускал Есенина на ночлег. Как не обнять такого товарища в последний раз?
Обнял.
* * *
Случайно совпало, что Александр Сахаров ехал в Ленинград тем же поездом, но в другом вагоне. Встретились на платформе, поговорили о чём-то, разошлись.
Уже в Ленинграде бросился искать Есенина на платформе, надеясь, что тот поедет к нему.
Но тот — пропал.
Оказывается, сразу направился к Эрлиху.
Поезд прибыл в 10.40. В половине двенадцатого уже был у Эрлиха: улица Бассейная, дом 29/33, квартира 8.
Эрлиха не было дома, но Есенина впустила предупреждённая домработница.
Есенин оставил свои вещи и записку: «Вова, я поехал в ресторан Михайлова, что ли, или Фёдорова. Жду тебя там».
Ресторан Фёдорова был на Малой Садовой, дом 8.
Есенин приехал туда. Ресторан оказался закрыт.
Делать нечего — поехал в «Англетер» к Устиновым.
Спросил у портье, здесь ли живёт Устинов.
— Живёт. Его номер 130.
— Я знаю, — ответил Есенин. — Свободные номера есть?
Номер был. Пятый. Именно в нём останавливались с Айседорой в 1922-м. Снова совпадение.
Зачем он заселился, если оставил вещи у Эрлиха?
А чего ему было делать? Вдруг Эрлих пропадёт до самого вечера? Гулять по Ленинграду, пока тот не явится?
Отдыхать не стал — где-то раздобыл четыре полубутылки шампанского и тут же поднялся этажом выше, к Устиновым.
— Пойдёмте ко мне!
Был возбуждён, улыбался, говорил больше всех.
Впрочем, даже это не ввело Устинова в заблуждение — он уже знал о стремительных переменах в есенинском настроении.
В своём номере Есенин рассказал Георгию и его жене Елизавете, что развёлся с Толстой, что с концами перебрался сюда, что у него большие планы.
Пил в основном сам.
Днём отправил Эрлиху записку с посыльным: «Вова! Захвати вещи ко мне в гостиницу».
Жить у Эрлиха передумал. Ему тут понравилось.
Уже к часу приехал Эрлих.
Посидели совсем немного.
Эрлих:
— Поедем ко мне на Бассейную, хоть в гости.
Есенин:
— С Жоржем хочу побыть, мы старые друзья. С ним, с Лизой. На Бассейную их сложно будет привезти. Тут буду. Сам приходи. Здесь просторней.
Днём Есенин с Устиновой съездили за продуктами — приближались праздники.
По дороге рассказывал, что сестра Катя вышла замуж, и смеялся, что сам от этих проблем избавлен навсегда — он был уже трижды женат, а больше по закону нельзя.
Есенин купил гуся, коньяка, шампанского, закусок, разного вина.
Вечером, после четырёх, снова все собрались: Эрлих, Устиновы, их знакомый — журналист Дмитрий Ушаков, старинный друг Гриша Колобов, тот самый, у которого был свой салон-вагон, его жена.
Просидели до одиннадцати.
Есенин говорил о Пушкине («Порок Пушкина в том, что он писал письма с черновиками. Он был большим профессионалом, чем мы») и о Ходасевиче («Вот дьявол! Он моё слово украл! Я всю жизнь искал это слово, а он нашёл! Жидколягая!»).
Постепенно стали расходиться. Когда остались Устинов и Эрлих, Есенин читал новые стихи и «Чёрного человека».
Устинов пишет, что впечатление было «тягостным».
Гусь, ещё не приготовленный, лежит в углу, на столе вино, закуски — и звучат строчки о человеке, утратившем не просто синь очей во мгле, а себя самого.
Эрлих остался ночевать с Есениным.
Когда уже потушили свет, Есенин говорил о двух вещах: о журнале, который хочет издавать, и о смерти.
Заснули не очень поздно.
* * *
Есенин проснулся в пять утра.
Эрлих ещё спал.
Пошёл к Устиновым в красном халате, поднял их. Проснулись, не стали ругаться.
Поговорили часок.
Упросили Есенина ещё отдохнуть.
Он вернулся к себе, растолкал Эрлиха.
Было шесть утра.
— Слушай, Вова, поехали к Клюеву.
— Поедем.
— Верно поедем?
— Да. Только я адреса не помню.
— Пустяки. Я помню.
Помолчав, добавил:
— Ссоримся с ним всякий раз. И всё равно хочу его видеть. Он мой учитель. Люблю его.
До девяти пролежали в кроватях, глядя в окно.
Зима: светало медленно.
Рассвет был синий, потом становился всё голубее и голубее.
Есенин вдруг обрадовался:
— Ага, значит, я прав. Помнишь, у меня: «Синий свет! Свет такой синий…»
Часа через два пришли выспавшиеся Устиновы; вместе позавтракали, напились чаю.
Есенин выпил пару бокалов вина.
Закупленный алкоголь достаточно быстро заканчивался.