Выстроил себе пирамиду из подходящей мебели.
Снял с чемодана верёвку.
Перед тем как повеситься, сделал неглубокий надрез локтевого сухожилия правой руки.
Вчера на левой пробовал — ничего, терпимо. Тем более после трёх бутылок пива и всего выпитого с утра, вчера, позавчера…
Хуже, чем на душе, всё равно ничего нет.
Порезал — то ли чтобы наверняка, от общего остервенения и торопясь поскорей сбежать; то ли хотел ещё что-то написать и не стал, раздумал.
Рука кровоточила, но не сильно.
Чертыхаясь, полез наверх, уверенный в себе, как ребёнок.
Кружилась голова, тошнило.
Надо было торопиться.
Забрался, перекинул верёвку через трубу, затянул.
Другой конец — на шею.
Толкнулся ногами.
Услышал грохот.
Всё.
Говорят, что он буквально удавил себя, удерживая рукой конец верёвки, хотя мог в любой миг сбросить её. Неправда.
Человек, попавший в петлю, тут же теряет координацию.
Чего бы Есенин ни захотел за миг до потери сознания — добить себя или освободить, — всё равно ничего не смог бы сделать.
Потом Сергей Клычков расскажет поэту Павлу Васильеву, что Есенин хотел пошутить: ожидая, что к нему вот-вот зайдёт Устинов или Эрлих, имитировал самоубийство — в надежде, что спасут.
Нет, не имитировал и спасения уже не ждал.
Он убил себя около четырёх утра. Никто к нему в это время прийти не мог.
Он знал, что хотел сделать, — и сделал.
…Но постиг я…
Верю, что погибнуть лучше,
Чем остаться
С содранною Кожей…[32]
Здесь можно было бы остановиться.
Но то, что происходит с человеком после смерти, не многим уступает тому, что случилось с ним при жизни.
Вопрос: человеку лучше знать об этом или, напротив, не знать никогда?
* * *
В июле 1912 года семнадцатилетний Есенин пишет Бальзамовой: «Что-либо сделать с собой такое неприятное? Или — жить — или — не жить?»
В октябре 1913-го — ей же: «Я не могу придумать, что со мной, но если так продолжится ещё, — я убью себя, брошусь из своего окна и разобьюсь вдребезги об эту мёртвую, пёструю и холодную мостовую».
«Исповедь самоубийцы» Есенин сочинил примерно в то же самое время: «Не мог я жить среди людей, / Холодный яд в душе моей. / И то, чем жил и чем любил, / Я сам безумно отравил».
Можно было бы отмахнуться от этих стихов: подростки часто взрослеют через суицидальные темы. Но…
Есенин написал:
…Я ль виноват, что жизнь мне не мила,
И что я всех люблю и вместе ненавижу…[33]
Есенин написал:
…Не пойду я к хороводу:
Там смеются надо мной,
Повенчаюсь в непогоду
С перезвонною волной. [34]
Стихотворение датируется 1911 годом, но дата эта явно неточная, оно сочинено минимум на три года позже. Есенин написал:
…На резных окошках ленты и кусты.
Я пойду к обедне плакать на цветы.
Пойте в чаще, птахи, я вам подпою,
Похороним вместе молодость мою…[35]
Есенин написал:
…Всё встречаю, всё приемлю,
Рад и счастлив душу вынуть.
Я пришёл на эту землю,
Чтоб скорей её покинуть.[36]
Есенин написал:
…Я хотел бы в мутном дыме
Той звездой поджечь леса
И погинуть вместе с ними,
Как зарница — в небеса. [37]
Есенин написал:
…Знаю, знаю, скоро, скоро, на закате дня,
Понесут с могильным пеньем хоронить меня…[38]
Есенин написал:
Не клонь главы на грудь могутную
И не пугайся вещим сном.
О будь мне матерью напутною
В моём паденье роковом. [39]
Есенин написал:
Кроток дух монастырского жителя,
Жадно слушаешь ты ектенью,
Помолись перед ликом Спасителя
За погибшую душу мою. [40]
Есенин написал:
Но и познав, я не приемлю
Ни тихих ласк, ни глубины.
Глаза, увидевшие землю,
В иную землю влюблены. [41]
Есенин написал:
И вновь вернуся в отчий дом,
Чужою радостью утешусь,
В зелёный вечер под окном
На рукаве своём повешусь. [42]
Есенин написал:
Слушай, поганое сердце,
Сердце собачье моё.
Я на тебя, как на вора,
Спрятал в руках лезвие.
Рано ли, поздно всажу я
В рёбра холодную сталь. [43]
На тот же размер сочинено девятью годами позже «Глупое сердце, не бейся…»; тон стал помягче, но смысл остался прежним.