Ныне, отойдя на несколько шагов от пепелища, можно обобщить услышанное.
Сторонники, как правило, просто абсурдных, зато крайне навязчивых версий убийства Есенина делятся на несколько основных типов.
Люди глубоко и безоглядно религиозные, которые любят Есенина и от всей души хотят, чтобы он попал в рай.
Люди политически ангажированные, а если точнее — маниакальные антисоветчики, которые годами коллекционируют прегрешения советской власти, собирая и неустанно складируя и реальное, и мнимое. В их обширных концепциях, помимо всего прочего, развесистого и витиеватого, Есенин ненавидел советскую власть и втайне боролся с ней не на жизнь, а на смерть.
Люди с иными известными убеждениями, но складирующие уже не столько (или не только) преступления советской власти, но случаи иудейских преступлений против человечности и конкретно против русского народа. В этом контексте Есенин выступает в качестве ритуальной жертвы, наряду, скажем, с Николаем II.
Следующий тип — женщины, откровенно влюблённые в Есенина и охраняющие его имя от злых наветов. Их Серёжа должен быть хорошим. А кто против, тому глаз вырвем. В данном случае в качестве людей, погубивших Есенина, могут дополнительно выступать отдельные его спутницы или их разные, зачастую неожиданные комбинации. Кто-то специализируется на неприязни к Берзинь, кто-то — к Бениславской; кому-то не нравятся все еврейские подружки сразу: от них порча пошла и печаль.
Случаются также причудливые смешения всех перечисленных вариантов.
Наконец, имеются литературные профессионалы, отчасти ставшие заложниками когда-то выдвинутой версии. Яркий пример — отец и сын Куняевы, в душе, думается, допускающие, что Есенин покончил жизнь самоубийством, но не могущие уже отказаться от итогов своих многолетних розысков. Столько сил потрачено! Что же теперь — заново начинать?
Порой в убийство Есенина верят образованные и психически уравновешенные люди, просто не очень подробно знающие его биографию и только в общих чертах знакомые с его поэзией. Помня «Персидские мотивы», «Песнь о собаке» и «Письмо к матери», Есенина полюбить легко, но предположить некоторые вещи действительно сложно.
Тем более что концепции «убийства» Есенина, как и всякая иная маниакальная деятельность, в первом приближении могут даже показаться убедительными.
Даром что эти концепции на каждом шагу противоречат даже друг другу — как, скажем, и работы представителей антишолоховедения.
Разница, впрочем, состоит в том, что антишолоховедение стало пристанищем профессиональных русофобов, а есенинское dead-фэнтези — пристанищем профессиональных русофилов.
Если их и объединяет что-то, так это попытка выстроить литературную иерархию в угоду своим нехитрым убеждениям.
Два самых, во всех смыслах, русских гения минувшего столетия служат неизбежным подспорьем в их работе.
Есенин и Шолохов — заложники неоконченной Гражданской войны.
* * *
Авторы версий убийства Есенина традиционно сердятся на мемуаристов, видевших Есенина живым, особенно если в их воспоминаниях поэт выведен не вполне каноническим образом: позволяет себе выпивать, скандалить и вообще вести себя непотребно.
Проблема только в том, что подобных воспоминаний десятки; они составляют самую весомую часть в мемуарной есениане.
Чтобы сразу же нивелировать хоть какую-то значимость этих воспоминаний, из раза в раз используется один и тот же нехитрый филологический ход, когда фамилии авторов перечисляются во множественном числе: «…все эти Мариенгофы, грузиновы, оксёновы, эрлихи, гули быстро поняли, что, разоблачая Есенина…»
Сьюэлл Стокс в книге «Айседора Дункан: Интимный портрет», изданной в 1928 году, приводит её слова: «Есенин всегда угрожал нам, что покончит с собой. На одной вечеринке, которую я устроила в Париже, он пытался повеситься».
…и все эти дункан.
Ахматова, вспоминая встречу с Клюевым и Есениным в июле 1924 года, рассказывала: «Я гуляла у Лебяжьей канавки с нашим сенбернаром и встретила их. Есенин был пьяный. Они захотели зайти. Принесли с собой вино, и Есенин пил. Тогда Есенин был уже человек конченый».
…и все эти ахматовы.
11 ноября 1924 года живописец Константин Соколов пишет в письме о Есенине: «…больно, больно до слёз, что он сознательно губит свою душу, именно не знавшую ни ласки, ни покою. Вот так сгорают и отравляют себя… Помочь и спасти его я не в силах…»
…и все эти Соколовы.