Или всё-таки сам Есенин в невменяемом состоянии выбивал к нему дверь?
Бывшие белогвардейцы Есенина, пьяного, били и выбрасывали из кабака — или тоже чекисты?
Зайдёт Есенин в тифлисскую столовую, а чекистские прихвостни Табидзе и Яшвили начинают стульями кидаться — так было? Или всё-таки Есенин сам это делал, а Табидзе и Яшвили никакие не чекисты?
При честном подходе за большинством есенинских скандалов обнаружить тайный смысл невозможно.
Зато возможно, повторимся, увидеть обратное: необычайную и трогательную щепетильность советской власти по отношению к Есенину. На самых законных основаниях его могли бы посадить. И не раз.
* * *
Хлысталов первым, рассматривая посмертную фотографию Есенина, задался несколькими вопросами: что за вмятина у него на лбу, что за порезы на руках, почему не видно странгуляционной борозды на шее?
Далее в работе Хлысталова начинаются обычные манипуляции, характерные вообще для всех последующих сочинений подобного толка: «На втором снимке — поэт лежит в гробу. Рядом стоят мать, сёстры, жена Софья Толстая. Лица у всех напуганы».
Поди ж ты, напуганы. Никак, Троцкий напугал. Обычно ж у гроба стоят, расслабившись. А тут вон что…
Сестра, кстати, там одна — Катя.
Следующая цитата.
«Начальник секретно-оперативного отдела МЧК был 29-летний С. Мессинг, лысый, невысокого роста человек, с недобрым взглядом и болезненными мешками под глазами. Он-то и вызвал оперативника, который завёл на Есенина и его окружение „разработку“ — секретное дело. Стряпались, обычно, такие дела по трафарету — оперативник подыскивал тайного агента или нескольких постоянных посетителей кафе „Домино“ и собирал в „разработку“ их доносы. Кто что сказал, кто и чем недоволен. Затем агенты провоцировали „фигурантов“ на разговоры, поили их водкой, полученной для этой цели у чекистов. Выбрав момент, чекисты однажды всех арестовывали как контрреволюционеров».
Читать интересно. Но вот незадача: перед нами — фантазии взрослого, взволнованного человека. Мессинг никакого оперативника в связи с Есениным не вызывал, никакого секретного дела на Есенина и его окружение никто и никогда не заводил, никакой водки в связи с этим никакие чекисты не выдавали, никакого момента для всеобщего ареста в «Домино», равно как и в «Стойле Пегаса», никто не выбирал.
Ничего этого не было.
По крайней мере, документов, подтверждающих хоть что-то из написанного в данном пассаже Хлысталова, не обнаружено.
Он всё это придумал.
Следуем дальше.
«Дело по выезду С. Есенина за границу в архивах МИД РФ отсутствует. Оно кем-то похищено или уничтожено. Это обстоятельство не позволило выявить чрезвычайно важные подробности, связанные с поездкой, а ведь известно, что Есенин был за границей „под колпаком“».
Известно, что Есенин за границей ни под каким колпаком не был.
Равно как ни под какими колпаками не находились и выезжавшие примерно в те же годы Белый, Маяковский или Мариенгоф. Ни одного донесения о поведении Есенина за границей никто до сих пор в глаза не видел. Ни в каких архивах ничего подобного не выявлено. Да и ничего интересного, в сущности, сообщить было нельзя, не считая того, что носиться без всякой системы за Есениным и Дункан из гостиницы в гостиницу, из ресторана в кабак, из страны в страну — никакой разведки не хватит. Целый отдел надо было бы задействовать. Если бы следили всерьёз, испугались бы в Россию обратно запускать.
Никаких дел в связи с пребыванием Есенина за границей не заводилось. Исключительно поэтому их нельзя ни похитить, ни уничтожить.
Но, впрочем, фантазировать на эту тему никто не запретит.
Примерно вот так: «Не всем пришлась по вкусу известность поэта. Ряд литераторов и критиков не скрывали к нему ненависти. Открыто плели искусные интриги, распространяли сплетни, анекдоты, небылицы. Поэта объявили антисемитом. Этот клеветнический шабаш находил поддержку у официальных лиц и потому, что он верноподданнических стихов не писал, агиток не сочинял, отличаясь от собратьев по перу завидной непокорностью властям».
Ненависти к Есенину не скрывал, к примеру, Иван Алексеевич Бунин. Просоветских стихов Есенин написал великое множество, дав серьёзную фору многим своим современникам.
«Клеветнического шабаша» вокруг Есенина не было. Да, ругали иной раз; ну а кого не ругают? Никакие официальные лица никогда конкретно против Есенина публично не выступали. Непокорности властям Есенин проявить не мог — ни Троцкий, ни Киров, ни Дзержинский, ни Луначарский ни о чём никогда его не просили. Помощь предлагали, а чтобы просить — нет.