Во времена, когда лепили — вдохновенно, умело — ирреальные заговоры, неужели не использовали бы в своих целях заговор реальный?
Конечно, использовали бы.
Просто его не было.
Наконец, в версии, по которой за всем стоит Зиновьев, увы, недостаёт одного звена.
В ней писатель Александр Тарасов-Родионов должен быть человеком Каменева или Зиновьева.
И тут авторов концепции подстерегает обидная закавыка.
* * *
Тарасов-Родионов родился в мелкопоместной семье дворян Черниговской губернии. Был членом партии большевиков с 1905 года. Участвовал в Первой мировой, к 1916 году дослужился до офицера, но при этом занимался партийной работой, в связи с чем в июле 1917-го был арестован как агитатор. Находясь в Петропавловской крепости, написал покаянное письмо на имя секретаря министра юстиции Временного правительства: «Я виноват и глубоко виноват в том, что был большевиком».
Октябрьская революция вернула его в большевистские ряды.
25 октября он участвовал в захвате Зимнего дворца и здания Центрального банка.
Тарасова-Родионова можно увидеть на групповой фотографии Военной организации ЦК РСДРП(б) 1917 года.
Однако история с покаянием вскрылась, и в 1918 году его исключили из партии, оставив возможность искупить вину службой.
В 1918–1919 годах Тарасов-Родионов работал в армейском трибунале на Царицынском фронте.
В итоге в 1919 году по инициативе Сталина Петроградский комитет партии восстановил Тарасова-Родионова в РСДРП(б). Причём Сталин лично за него поручился.
В 1920 году Тарасов-Родионов участвовал в советско-польской войне.
Высшая его командная должность — начальник штаба армии.
Позже Сталин перевёл Тарасова-Родионова в Москву. Более того, обсуждалась возможность назначения его на должность секретаря Сталина.
В 1921 году Тарасова-Родионова снова исключили — за неверную информацию о партийном стаже (без учёта исключения в 1918 году), но в 1925-м опять восстановили.
В том же году отдельным изданием была опубликована повесть Тарасова-Родионова «Шоколад», изменения в которой были в буквальном смысле согласованы со Сталиным.
Тарасов-Родионов не был человеком ни Каменева, ни Зиновьева, ни Троцкого.
Если он и мог на кого-то надеяться в 1925 году, то лишь на своего руководителя и благодетеля, генерального секретаря ЦК.
Когда бы ему пришло в голову доложить хоть кому-то о разговоре с Есениным, он, естественно, пошёл бы к Сталину.
В декабре 1925 года пресловутая телеграмма Сталину не помешала бы.
Не то чтобы всё было завязано на неё — к тому моменту Сталин уже одержал победу на съезде и без телеграммы, — но пригодилась бы.
Однако, как только мы принимаем такой вариант, версия с ночным визитом неизвестных к Есенину становится совсем смехотворной.
Зачем Сталину такие сложности, раз ему было подконтрольно ОГПУ?
Накануне XIV съезда партии Дзержинский сказал Надежде Крупской о блоке Зиновьева и Каменева: «Это современный Кронштадт». То есть это — предатели. Феликс Эдмундович отработал бы любую задачу по сталинскому приказу.
Есенина в рамках его последнего уголовного дела можно было взять под арест и, убедительно побеседовав с ним, телеграмму забрать. Или узнать имя товарища, у которого она пылится в закрытом ящике стола.
Есенин — знаменитый поэт. Даже так: самый знаменитый поэт. Сталин очень долгое время относился к литераторам с повышенным вниманием, явственно нуждаясь в их поддержке.
Ольга Ивинская утверждала, что в конце 1924-го — начале 1925 года имела место встреча Сталина с Есениным, Маяковским и Пастернаком. Ивинская настаивает, что об этом ей несколько раз говорил сам Пастернак. В реальности этой встречи есть сомнения, однако для общей картины штрих всё равно немаловажный.
Лично товарищ Дзержинский с Есениным самым тёплым образом и поговорил бы.
Что-что, а спасать Каменева ценой своей жизни Есенин точно не стал бы.
К тому же, если бы Сталин затеял дурацкое представление с имитацией самоубийства — в городе, который полон людьми Зиновьева, — никакая милиция не стала бы покрывать это безобразие. Всё сразу вскрылось бы, и у Зиновьева на съезде разом появились бы на руках отменные козыри.
Но Сталин не отдавал подобных приказов.
Почему?
Разумный ответ один.
Сталин вообще ничего об этом не знал. Тарасов-Родионов никому не сообщал о разговоре. Написав воспоминания, отдал их на хранение Ивану Евдокимову и этим ограничился.