Увы, и это допущение несостоятельно. Трупное окоченение наступает через два — четыре часа. Они что, сидели там, пока тело Есенина не окоченело, а потом стали распрямлять его руку?
Или это Горбов с утра приехал и начал незаметно для Моисея Соломоновича и Лёвы Наппельбаума кромсать труп?
Вариант, что Есенина повесили уже мёртвого и с окоченевшей рукой, отметается как противоречащий всей вышеприведённой фактуре.
Часто задаются вопросом: отчего же в таком случае рука не обожжена, как лицо?
Вопрос резонный, но не обескураживающий.
Кожа на лице всё-таки более чувствительная, чем на ладони. На лице всякая травма зримее и ярче. Ожог (покраснение) части ладони и (или) средних фаланг пальцев, к тому же полусогнутых, мог быть не столь заметен или — увы, допустимо и такое — пропущен Гиляревским.
В его акте, добавим, отсутствует и описание трупных пятен, хотя, согласно форме составления подобных документов, оно должно бы иметься.
Мы вправе считать это недостатками акта Гиляревского. Однако общей картины они не меняют и ни одну из версий не удерживают на плаву.
* * *
Теперь переходим к главным козырям версий об убийстве поэта: свидетельским показаниям и покаянным исповедям.
Из книги в книгу, из публикации в публикацию кочуют «воспоминания» художника Василия Сварога. Первым их привёл в своей книге Эдуард Хлысталов.
Но никаких воспоминаний Сварога, строго говоря, нет.
Есть материал журналиста В. Костылёва, опубликованный в газете «Вечерний Ленинград» в… 1990 году. Художника Сварога к этому времени давно не было в живых.
Откуда же взял это Костылёв?
Якобы приятель Сварога, журналист Иосиф Хейсин, рассказал молодому Костылёву в 1966 году то, что, в свою очередь, рассказал Хейсину сам Сварог в 1927-м.
При этом Хейсин (вернее, Костылёв) старательно воспроизводит в «монологе» Сварога всё то, что к 1990 году уже циркулировало в публикациях на тему насильственной смерти Есенина.
Напомним.
Сварог якобы предполагал, что Есенина опоили снотворным и ударили рукояткой нагана (неправда). Потом задушили удавкой (неправда — и опровергается легко: если Есенина сначала удушили, а потом повесили, должны быть две странгуляционные борозды, а у него одна). Потом закоченевшую руку Есенина пытались выпрямить, полоснув по ней бритвой «Gillett» (неправда). Потом Эрлих положил на стол предсмертное стихотворение (тоже неправда; причём Сварог знал, как было на самом деле).
Настоящий — не придуманный то ли Хейсиным, то ли Костылёвым, а реальный — Василий Сварог в номере «Англетера» был и произнести столько нелепостей подряд едва ли мог.
Перед нами, скорее всего, банальная мистификация, причём не очень продуманная.
Или, если вам так хочется, пересказ пересказа: история, услышанная Костылёвым за 24 года до публикации, повествующая о якобы сказанном Хейсину ещё сорока годами ранее.
Даже если предположить, что Сварог такое говорил (но почему-то за всю жизнь только Хейсину, а Хейсин — одному Костылёву), он всё равно ошибся в каждом своём утверждении.
Из разряда ещё больших казусов — следующая история.
В разгар появления всё новых и новых версий о событиях в гостинице «Англетер» майор запаса Виктор Титаренко поведал одному развлекательному журналу, специализировавшемуся на, как они это называли, «чудесных историях», что более двадцати лет назад в посёлке Ургау Хабаровского края, в бане, слышал рассказ бывшего зэка Николая Леонидовича Леонтьева. Тот якобы сообщил ему, что лично убил Есенина по заказу Троцкого. Дело в том, что у Троцкого в Ленинграде была любовница, которую Есенин у него отбил. И Троцкий велел Есенина кастрировать. Леонтьев вместе с Блюмкиным поехал кастрировать Есенина. Начали кастрировать, но Есенин оказал сопротивление, и Леонтьев его случайно застрелил, чем Блюмкин оказался очень недоволен.
Единственное, что нас заставило пересказать эту дикую историю, — тот прискорбный факт, что в несколько видоизменённом виде она послужила сюжетной канвой для финальной сцены известного телесериала о Сергее Есенине.
Чуть более правдоподобны воспоминания врача «скорой помощи» Казимира Марковича Дубровского, который якобы рассказал некоторые подробности вызова его смены в гостиницу «Англетер» жене, а та, десятилетия спустя, решила, наконец, открыть правду в письме Эдуарду Хлысталову.
Напомним, что (в пересказе жены) Дубровский увидел в номере «Англетера» «следы борьбы и явного обыска. На теле были следы не только насилия, но и ссадины, следы побоев».
Сразу скажем, что Дубровский действительно существовал.