Проиграл он от этого или выиграл — вопрос спорный; но ставка в любом случае была, и ответственность за неё он пронёс через всю жизнь.
Поздние попытки представить создание Есениным этих текстов чуть ли не случайностью, «вынужденной мерой» — забавные манипуляции, очень легко опровергаемые.
Советским поэтом Есенин был не в меньшей, а в большей степени, чем поздний Пушкин — монархистом.
Другой вопрос, что он был совсем не только советским поэтом; эту тему мы обсудим ниже.
Есенин принял революцию вовсе не из конъюнктурных соображений, как опять же иногда предполагают, но готовил себя к этому событию, призывал и предсказывал его.
Говоря о своде «советских» текстов Есенина, мы даже не берём во внимание те, что написаны в промежуток между Февралём и Октябрём. Хотя Есенин, признаться, до какой-то поры не очень разделял Февраль и Октябрь и видел во второй революции не противостояние первой, а её продолжение.
Тем не менее смотрим и спокойно подсчитываем, оставив эмоции в стороне.
В конце 1917 года, в ответ на Октябрьскую революцию, Есенин пишет стихотворение «О верю, верю, счастье есть!..», опубликованное уже в 1918-м:
…Звени, звени, златая Русь,
Волнуйся, неуёмный ветер!
Блажен, кто радостью отметил
Твою пастушескую грусть.
Звени, звени, златая Русь.
Люблю я ропот буйных вод
И на волне звезды сиянье.
Благословенное страданье,
Благословляющий народ.
Люблю я ропот буйных вод.
В октябре 1917 года написана революционная, религиозная «маленькая поэма» «Пришествие»:
…Холмы поют о чуде,
Про рай звенит песок.
О верю, верю — будет
Телиться твой восток!..
В ноябре 1917 года написана революционная, религиозная «маленькая поэма» «Преображение»:
…Ей, россияне!
Ловцы вселенной,
Неводом зари зачерпнувшие небо, —
Трубите в трубы.
Под плугом бури
Ревёт земля.
Рушит скалы златоклыкий
Омеж.
Новый сеятель
Бредёт по полям,
Новые зёрна
Бросает в борозды.
Светлый гость в колымаге к вам
Едет…
В первой половине 1918 года пишет «Инонию»:
…Лай колоколов над Русью грозный —
Это плачут стены Кремля.
Ныне на пики звёздные
Вздыбливаю тебя, земля!..
Следом, в том же году, сочиняет «маленькую поэму» «Иорданская голубица»:
…Братья-миряне,
Вот моя песнь.
Слышу в тумане я
Светлую весть…
Затем, тоже в 1918-м, появился яростно антибелогвардейский «Небесный барабанщик»:
…Листьями звёзды льются
В реки на наших полях.
Да здравствует революция
На земле и на небесах!..
В начале 1919-го, зимой, написана «маленькая поэма» «Пантократор»: про красного коня, который должен вывезти шар земной на колею иную.
В коротких стихах того же года Есенин резко сменит поэтическую манеру:
В час, когда ночь воткнёт
Луну на чёрный палец, —
Ах, о ком? Ах, кому поёт
Про любовь соловей-мерзавец?
Разве можно теперь любить,
Когда в сердце стирают зверя?
Мы идём, мы идём продолбить
Новые двери…[77]
Здесь мотив революционного переустройства сливается с пафосом переустройства поэтического, имажинистского («продолбить новые двери»).
* * *
Для позднейшего литературоведения характерен один и тот же нехитрый трюк.
Под зачин «Есенин, конечно, знал, что…» подгоняются самые разнообразные статистические данные (о расстрелах, неурожаях, экспроприациях, высылках и т. п.), возмущавшие не столько Есенина, который вполне мог и не знать о перечисленном или относиться к этому весьма неожиданным образом, сколько автора, пишущего о Есенине. И автор же делает столь необходимый ему вывод, что всё это «не могло оставить поэта равнодушным».
Могло оставить, могло не оставить. Не стоит гадать.
До второй половины 1919 года Есенин вообще никак не выказывал своего недовольства происходящим.
Первый его текст, где действительность вдруг показана жуткой и страшной, — написанная в сентябре 1919 года «маленькая поэма» «Кобыльи корабли» о московском голоде той поры.
В целом концепция есенинского антисоветизма строится на весьма ограниченном количестве текстов.
От упомянутых «Кобыльих кораблей» — через горечь «маленькой поэмы» «Сорокоуст» о жеребёнке, проигравшем в соревновании с паровозом, — к небесспорной апологии Махно в поэме «Страна негодяев» и далее к письму Кусикову от 3 февраля 1923 года: «Я перестаю понимать, к какой революции я принадлежал. Вижу только одно, что ни к февральской, ни к октябрьской; по-видимому, в нас скрывался и скрывается какой-нибудь ноябрь».