И ещё одно самоубийство в неточную рифму к Есенину и Бениславской.
Натерпевшийся с ними в той самой коммуналке Михаил Грандов 31 декабря 1925 года опубликовал в газете «Беднота» некролог. На фоне всего написанного тогда это было своеобразное сочинение: «От Есенина частенько перенималось то худое и ненужное, даже отвратительное, что было в нём… когда его почитатели „почитали“ прежде всего его кабацкую и трактирную развязность, его хулиганские повадки и замашки, начинали пить по-есенински, подражая ему в том, от чего он сам, в сущности, глубоко страдал и от чего ныла его собственная душа».
До 1929 года Грандов так и работал в газете «Беднота», затем подвизался то в журналистской, то в редакторской сфере, пока в 1949-м не получил восемь лет лагерей по 58-й статье. В 1954 году его реабилитировали и освободили за недоказанностью обвинений.
В 1957 году у Грандова случилось кровоизлияние в мозг. Речь почти потерял, но сознание было ясным. Он отлично играл в шахматы.
27 ноября попросил почитать ему Маркса. Нашли «Капитал». Он покачал головой: нет. Догадались — хочет книгу «Дочери Маркса».
Читали до той страницы, где Поль и Лаура Лафарг решили покончить с собой. Кивнул головой: хватит, спасибо.
Утром следующего дня его нашли повесившимся на батарее на брючном ремне.
* * *
В декабрьские дни 1925 года Айседора Дункан жила в Париже.
После смерти Есенина, едва пошли пересуды в прессе, она сообщила журналистам: «Между Есениным и мною никогда не было ссор, и мы никогда не были разведены. Я оплакиваю его смерть с болью и отчаянием».
Они действительно официально так и не смогли развестись. Ко всем прочим уголовным делам Есенина могло добавиться и ещё одно — он был двоежёнцем.
По закону Дункан как жена могла вступить в право наследования, но она сразу же отказалась, несмотря на крайне печальное материальное положение, подорванное к тому же именно Есениным.
Спустя какое-то время Дункан призналась Ирме:
— Я рыдала о нём много долгих часов, сколько могла… Сейчас у меня полоса сплошных невзгод, и часто посещает искушение последовать его примеру. Только я уйду в море.
Она действительно совершит попытку утопиться — после очередных своих гастролей, в Ницце.
Увидев ушедшую под воду женщину, за ней бросился один английский офицер — и спас.
Очнувшись и отплёвываясь, она не без самоиронии произнесла:
— А прекрасная была сцена для фильма…
Если так хочется сцену для фильма — судьба подыграет.
Последний концерт она даст в Париже в театре «Могадор».
14 сентября 1927 года Дункан садилась в гоночную машину.
Обернувшись к своим знакомым, весело помахала рукой и сказала:
— Прощайте, друзья мои. Я еду к славе!
Её длинный красный шарф скользнул за борт. Машина тронулась, шарф накрутился на колесо; рывок — шарф сломал ей позвоночник и порвал сонную артерию.
Умерла мгновенно.
Тут же собравшаяся толпа разорвала шарф на клочки: верёвка повешенного, говорят, приносит счастье.
Детей Дункан погубила закрытая машина, а её саму — открытая, «бугатти».
Водителем машины был её последний молодой любовник. Никакой не Иван, конечно.
На аукционе в Ницце он продал свою злосчастную машину за огромную по тем временам сумму — 200 тысяч франков.
Дункан похоронили в Париже на кладбище Пер-Лашез. За гробом шли около пяти тысяч парижан.
Венок прислало и советское правительство.
* * *
После смерти Есенина начались судебные тяжбы за права на его наследие.
Семья Есениных пыталась добиться признания отца, Александра Никитича, наследником.
Однако заявления подали и Зинаида Райх, и Анна Изряднова, и Надежда Вольпин.
Весной 1926 года московский народный суд определил наследников, опубликовав их имена в газете «Вечерняя Москва». К наследникам были отнесены родители поэта, две сестры, жена Софья Андреевна и четверо детей: Татьяна, Константин, Юрий и Александр.
Зинаида Райх, оскорблённая тем, что женой Есенина значится не она, столько всего вытерпевшая, а Софья Андреевна, снова подала иск, попытавшись доказать неправомочность признания Толстой наследницей.