— Давай спать, Андреич, — взмолился Артосов.
Цекавый умолк. Долго было тихо. Наконец, в ночи раздался нежный выдох неудовлетворённого самца:
— Дурочка ты моя… Так бы и сказала, что месячные. А то голова, голова… Знаем мы, где у баб голова!
Утром он был злой и откровенно высказался перед Артосовым:
— Я мог бы помочь её мужу избавиться кое от какого компроматика. Но если такие кувыркалки, то я наоборот. Могу ход дать. Компроматики имеются. Не хотите по-хорошему, получите по-плохому, мадам!
— Ты прямо как Кирилин в чеховской «Дуэли», — подметил Артосов.
Цекавый промолчал, видимо, не помня, кто такой Кирилин, и не зная, с хорошим или плохим чеховским персонажем его сравнили.
— А чо ты упёрся в эту миллионершу? — спросил Артосов. — Взял бы Хитрову. Баба красивая и очень не прочь с кем угодно из нас.
— Уж слишком не прочь! — возмутился Цекавый. — С первого же дня с цейлонцами спуталась. Даже Хворина отфутболила. Ночи напролёт кувыркается с какими-то равалпиндрами. Эх, не советская власть!..
— Да уж, в прежние времена ей бы такую равалпиндру впиндюрили! — засмеялся Артосов.
Таня не появилась даже на завтраке, и он волновался, но когда с вещами все спустились к выходу, она, слава Богу, уже была там и выглядела неплохо.
— Как голова?
— Я проспала полсуток, и у меня всё прошло. Если можно, сядь в автобусе со мной.
Перед поездкой в Канди российскую делегацию ненадолго завезли в гостиницу, где останавливался Чехов на своём обратном морском пути с Сахалина. Предприимчивый владелец обустроил там минимузей «Чеховский номер» и с проживающих в этом номере брал тройную плату.
Дорога в Канди запомнилась, как видовое кино. Они ехали мимо живописных цейлонских деревень, в которых вокруг жилищ росли пальмы и иные диковинные деревья, и почти в каждом огороде пасся слон, да не дурака валял, а что-то делал трудяга, тащил, поднимал, топтал, тёр, вёз, словом, исполнял свою слоновью крестьянскую работу.
В полдень микроавтобус с российской делегацией завернул в слоновий питомник. Там молодые и старые поэты почувствовали себя в одинаковой степени детьми среди этих достопочтенных животных и их отпрысков. Их можно было покормить, и женщины — что Хитрова, что Проломова, что Леонидова — одинаково восторженно пищали, когда слонята брали у них из рук побеги бамбука и отправляли хоботом в розовые рты, чтобы сочно и вкусно пережевать. Они так заразительно ели, что у всех возникло здоровое чувство голода.
Обедать решили в придорожном недорогом ресторанчике с обшарпанными стенами и дырявыми скатертями — тоже, ведь, экзотика, не всё по первому классу, надо и такое отведать.
К тому же, в ресторанчике проходил свадебный обед, за которым не грех было понаблюдать. Гости этого пиршества, следует заметить, не пили ничего спиртного, по очереди что-то пели и произносили речи. Невеста ничего не ела, а жених сидел, сложа руки, и невеста своими разрисованными руками клала ему в рот кусочки разных кушаний. Выглядело это забавно. Особенно то, что гости веселились, а жених и невеста не улыбнулись ни разочка. Видать, таков обычай.
Покуда шла свадьба, за окнами потемнело, задул сильный ветер, грянул гром, а следом за ним с небес обрушился тропический ливень, вызвавший у гостей свадьбы приступ особенного веселья.
— Видать, хорошая примета, когда дождь во время свадьбы, — сказал трясущийся поэт Днестров. — Однако, употреблять алкоголь они, как видно, так и не собираются. Хорошо ли это?
— Цейлонцы вообще мало употребляют, — сообщил Цекавый. — Зато жуют бетель. Слабое наркотическое.
— Скорее даже тонизирующее, — добавил Лещинский.
— А вчера ночью к нам с литературоведом прилунилась какая-то англоязычная макака, — со смехом поведал Хворин. — Дыша духами и туманами, стала требовать, кого бы вы думали?
— Александра Блока? — спросил Артосов.
— Близко, Валерик! Есенина!
— Может, это была Айседора Дункан? — спросил Цекавый, нарочито подмигивая Артосову.
— Ну уж! — фыркнул Лещинский. — Далеко не Айседора! Страшнее, чем Мадлен Олбрайт!
— Фильм «Чужие» видели? — хохотал Хворин. — Персонаж точно оттуда. И очень хотела Есенина. Но, не найдя его, была бы не прочь, чтобы мы её отпетрýшили. Вместо Сергей Алексаныча
— Боже, Игорь, я уже не первый раз слышу из ваших уст это похабное словцо, — поморщилась Леонидова.
— А вы хотите, чтобы я вещи называл своими исконными терминами? Вы, Лидия Петровна, помнится, вообще, нас в публичный дом координировали!