— А кто вас ко мне направил?
— М-м… Наша общая знакомая. Татьяна Сергеевна Проломова.
— Понятно… Пятьсот долларов.
— Извините… Может, вас устроит триста?
— Тогда не более шести стихотворений. У меня такая такса. Пятьдесят долларов за каждое прочитанное. Меньше я не беру.
— Молодец! — прошептала Ася, следившая за разговором. Она даже подняла большой палец, показывая, что гордится тем, как её муж ведёт деловой разговор.
— Согласен. Шесть стихотворений и триста долларов.
— И оплата сразу по прочтении.
— Конечно, конечно.
— Ещё мне нужен ассистент. Иллюзионист Самоцветов.
— Этот ещё зачем тебе! — толкнула мужа Ася.
— Подскажите его телефончик, — вежливо отозвалась телефонная трубка, и тут Артосов вспомнил, где слышал этот голос. Вчера: «Забавный малый». Запоминающийся голос.
Он поискал там-сям и нашёл записанный вчера Самоцветовым телефон. Продиктовал.
— Какие мои дальнейшие действия?
— За вами заедут в шесть вечера.
— Форма одежды?
— Не слишком шокирующая, но и не официоз.
— Тре бьен.
Ровно в шесть за ним и впрямь заехали. На роскошном «Лексусе» поэт Артосов отправился в некий распахнувшийся новый мир, чувствуя себя не Валериком, и не Портосовым, как частенько его дразнили, а именно поэтом Валерием Артосовым.
Подкатили к старинному особняку на улице Алексея Толстого. Водитель по мобилке сообщил:
— Подъезжаем, Иван Романыч.
И, когда подъехали, Иван Романович лично встречал поэта Артосова:
— Очень рад! Простите, Валерий Иваныч, Самоцветова мы не нашли. Не берёт трубку. Но думаю, вы и без него справитесь.
— Ещё раз позвоните, — строго приказал Артосов.
— Попробуем. Сюда, пожалуйста. Вот здесь пальтишко, фуражечку… Спасибо. Пройдёмте, я должен вам кое-что обсказать.
Они прошли в какую-то небольшую комнатку, сели за столик. У Артосова появилось нехорошее предчувствие, что его хотят как-то постыдно раскрутить.
— Чай, кофе, коньячок?
— А текилы можно?
— Ах да, текилы! Сто грамм текилы со всем, что там к ней причитается.
Почти тотчас перед Артосовым появился стакан с золотистой кактусовкой, соль, тончайше нарезанный лимончик, маслины и даже клубника.
— Выпьем за знакомство, — подмигнул Романыч.
Текила придала бодрости.
— Я бы хотел сразу обозначить некоторые особенности вашего выступления. Понимаете, в сегодняшней публике возникла некая потребность развеять скуку. Какой-то документальный фильм вышел про Есенина, как он куролесил, и люди поняли, что им страшно не хватает такого человека.
Артосова прошибло липким потом. Предчувствия оправдывались. И он, старый волчара, мог ещё мечтать, что его приглашают за такие деньги читать свои стихи без каких-либо фортелей! Что кому-то душно жить без стихов Валерия Артосова!
— Мне бы хотелось, чтобы вы чувствовали себя как можно более раскрепощённо…
— Не продолжайте. Я всё понял. Посуду бить можно?
— Даже нужно.
— В рыло кому-нибудь?
— Я вам укажу нескольких, которых вполне можно и в рыло.
— Стихи свои читать или Есенина?
— Давайте и те, и те.
— Или там Рубцов всплывёт.
— Тоже валяйте. Главное, поядрёнее. И вот ещё, разрешите я вас представлю как правнука Есенина и Айседоры Дункан?
— За это прошу лишние сто долларов. И аванс позвольте получить? Сотню. Так, на всякий случай.
— Ну что ж…
Эти предновогодние дни и последующие десять после Нового года превратили жизнь поэта Артосова в постыдную карикатуру. Поначалу он испытывал некий злобный задор. Ему хотелось сорвать злость на этом мире, который отнял у него Таню. То, что именно отнял и отнял навсегда, Артосов не сомневался. Он понимал, что больше не увидится с ней и что в его беде виноваты эти прохвосты, ловко устроившиеся в жизни, торгуя достоянием Отечества. А тут ему представилась такая возможность — и поиздеваться над ними, и урвать какие-то деньги. Чем плохо: ешь, пьёшь, куролесишь, в рожу кому-нибудь съездишь, тарелки-бокалы побьешь вдрызг, выскажешь что хочешь во всеуслышание, да ещё за это и получишь долларов триста-четыреста. Любой бы позавидовал. В тот раз на улице Алексея Толстого он учинил дебош на корпоративной вечеринке компании «Пиноккио», торгующей итальянской мебелью. Через пару дней его позвали к аллюминиевой мафии. Тридцать первого декабря он едва успел домой к полуночи, потому что «есенил» у колбасников фирмы «Три поросёнка». Здесь он сорвал больше, чем где-либо — целых семьсот евро.