Плохо, что приходилось всякий раз напиваться. В первый день Нового года Артосов сел за литературу, стал изучать поведение различных исторических дебоширов, подбирал для себя заготовочки, но в душе понимал, что лучше всего получается, когда по-настоящему нажрёшься и оно из тебя само прёт.
Третьего января Минский возил его в Калугу в тамошним махерам, которые оказались скуповаты, и от них Артосов привёз домой только триста баксов. На сотню больше заплатили через пару дней унылые клерки банка «Народный доход».
— Скупердяи! — негодовал Артосов. — Я всякий раз выкладываюсь, а эти скоты каждый свой грин считают. Он за бутылку вина в десять раз больше выкладывает, чем мне платит, гадёныш!
— Да ладно тебе, Валер, не гневи Бога! — возражала Анастасия. — Тебя единственного из поэтов стали приглашать читать свои стихи и за это ещё такие деньги платят. Ну спроси кого хочешь.
— А точно ли, что меня одного? — закралась в голову Артосова коварная мысль. Он стал обзванивать всех, но никто слыхом не слыхал про такое, чтобы бизнесмены приглашали к себе поэтов читать стихи, да ещё платили бы деньги.
Попутно у Артосова родилась идея написать книгу «Новые русские профессии». Кроме профессионального Есенина он изобрёл охмурятора — парня, который по заказу охмуряет жён миллионеров, когда те хотят с этими жёнами расстаться, и доедатора — человека, которого приглашают в самом конце корпоративной вечеринки доедать несъеденное. Он умеет жадно запихивать в себя еду, запивая всем, что под руку попадётся — водкой, шампанским, вином, пивом, вискарём. Все кругом ржут, а он знай уписывает!..
Другие новые русские профессии потом сами придумаются. Описав Есенина, охмурятора и доедатора, Артосов отложил книгу на потом.
На Рождество Христово Минский возил Артосова в Ногинск к каким-то ну просто бандюганам, которые в какой-то миг забыли о правилах игры и стали всерьёз обижаться. Фальшивый правнук Есенина рисковал окончить дни свои как настоящий Сергей Александрович.
— С этим надо кончать, — говорил потом Артосов жене.
— Ну хочешь, я с тобой буду ездить?
— Ни в коем случае, у меня, когда ты присутствуешь, кураж исчезает.
И всё это было до тошноты тоскливо. Он понимал, что надо заканчивать, но не смог в очередной раз отказаться. И лишь после хамского звонка некоего мерзавца Артосов решил резко порвать с позорной профессией.
Хам позвонил в середине января и сказал:
— Есенин, это ты, что ли?
— Вы ошибаетесь. Моя фамилия Артосов.
— Да ладно тебе! Артосов-Педросов… Нет, ты — Есенин. Штуку баксов хочешь заработать?
Он бросил трубку. Хам снова позвонил:
— Это не разговор. Ты чо это! Тебе штуку баксов предлагают, а ты хамишь!
— Прошу не звонить мне.
Он тотчас набрал номер Романыча. Тот стал оправдываться, что один клиент обещал большие деньги, если Есенин устроит дебош по полной программе и реально набьёт морду одному пацану, на которого укажут.
— Я прошу оградить меня от этого субъекта, — сказал Артосов. — Это первое. Второе: я отказываюсь от дальнейших выступлений.
— Поздно, Валера, — жёстко ответил Романыч. — Я на тебя уже расписание составил. На конец января и весь февраль.
Внутри у Артосова похолодело. Он почувствовал себя рабом.
— Простите, Иван Романыч, но мы с вами никакого договора не заключали.
— Можем заключить, о чём речь!
— Я не хочу больше. Мне надоело.
— Завтра нас ждут в Твери.
— Это будет в последний раз.
По дороге в Тверь Иван Романович уговаривал Артосова не отказываться от дальнейших выступлений:
— Пойми, чудак-человек, о тебе уже идёт слава, скоро твои стихи будут нарасхват. Я вчера договорился с «Вагриусом». Они готовы переиздать все твои сборники и в подарочном варианте, и как букет-поки.
— Покет-буки.
— Без разницы. Ты что, не хочешь?
— Хочу.
— Ну вот. Только там одно условие…
— Какое?
— Надо, чтобы имя стояло: «Валерий Есенин».
— Никогда в жизни!
— Да сейчас это расхожая фишка. Посмотри кругом. Суворов, Дашкова, Пугачёва, за всеми этими громкими псевдонимами стоят невыразительные, жалкие фамильишки.
— Моя фамилия не жалкая! Артосов — это звучит!
— Если честно, звучит по-мушкетёрски. Атос-Портосов-Арамисов.
— Артос это священный хлеб.
— А кто об этом знает? Я кому ни скажу, все: «А чего у него псевдоним какой-то оперетточный?»
— Остановите машину, я дальше не поеду.
— Валера! Пойми, на тебя уже работает целая индустрия. Не скрою, я в этом тоже денежно заинтересован. Да ты и не подумал бы, что я просто так с тобой вожусь, из любви к искусству.