— Так ты хочешь меня раздавить, что ли?
— Ничуть, дурашка! Я тебя люблю. С тобой весело. Приятно покалякать, ты образован.
— А как поэт, значит, я нуль, да?
— Не кипятись. Кстати, мне крайне понравилась твоя книжка про кофе. Как, бишь, она называлась? «Мировая поэзия кофейного напитка»?
— Это что, намёк, что мне приходится подхалтуривать?
— Ничуть. Я понимаю, надо кормить жену и троих детей.
— Интересное кино! Выдать сына замуж за дочку богатенького чиновничка, это считается прилично. А писать достаточно полезные книги, чтобы как-то сводить концы с концами, это позор, халтура, недостойно литератора. Так?
— Халтура — не позор. Но согласись, какое это имеет отношение к поэзии?
— Так, Лещинский… Ты, стало быть, объявляешь мне войну? Берегись, шляхтич!
Оскорблённый поэт хотел встать и уйти в чёрную цейлонскую ночь, но у него получилось только первое. Встав, он обиженно доплёлся до своей кровати, рухнул в неё и стал мгновенно проваливаться в сон, сквозь который до него успел донестись отныне ставший противным голос бывшего приятеля:
— У, как тебя, братец, развезло!..
На другой день утром было закрытие фестиваля поэзии. Артосов с похмелья пробавлялся пивом и не выступал. Зато Лещинскому, наконец, дали выступить, и он с важно-вальяжным видом бубнил: «…в свете ряда вышеизложенных публикаций я сделал открытие…», «…мне пришло в голову, что педалируется новая система ценностных координат…», «…если раньше критерии подхода к произведению поэзии были адекватны авторскому вектору, то теперь, как мне кажется, они становятся перпендикулярны, как бы идут вразрез…»
— Дешёвые трюки! — говорил Артосов сидящему рядом Днестрову. От Татьяны он старался держаться подальше, чтоб не дышать на неё. — Литературоеды! При жизни нас гнобят. Ждут, когда мы умрём, и потом нами питаются. Окололитературные напёрсточники.
— Полностью подписываюсь! — кивал, трясясь, милый Днестров.
После закрытия фестиваля давали концерт народных песен и танцев Шри Ланки. Артосов нарочно пересел на первый ряд, восхищённо смотрел на танцующих глазастых цейлоночек и причмокивал:
— Ах, какие красоточки!
Оглядываясь, он видел, как Цекавый сидит рядом с Таней и что-то ей говорит и говорит, сволочь, хотя та откровенно воротит от него нос. Тут Артосов припомнил, что изо рта у непьющего Цекавого пахнет мертвецом, и ему пришло в голову: «Эге, а после него мой спиритус вини ей духами покажется!» И за обедом решительно сел с ней рядом.
— Господи! Валера! — чуть не бросилась она к нему в объятья. — Спасите меня от этого Цекавого Капээсэсого! Будьте всегда рядом!
— Не «спасите», а «спаси». Не «будьте», а «будь», — поправил её Артосов. — Предлагаю трюк: как будто между нами что-то есть. Таким образом, я ограждаю тебя от дурака Цекавого, а ты меня от Хитровой. Она меня тоже достала своими приставаниями.
Цекавый, появившись, изобразил недовольство и сел напротив Артосова и Тани. За обедом он продолжил атаку:
— Я смотрю, Таня, Валерий плохо за тобой ухаживает. Разреши, я покажу ему, как надо.
И наваливал в тарелку жены миллионера всё подряд, не спрашивая, хочет она того или не хочет.
После обеда участников фестиваля зачем-то повезли в зоопарк. Впрочем, оказалось, что он в Коломбо и впрямь заслуживает внимания. Огромная ухоженная территория, просторные клетки и вольеры, чистые звери, вполне упитанные и явно довольные жизнью. Когда шли вдоль ряда с африканскими слонами, Артосов подметил некую странность. В первых вольерах слоны стояли в полудрёме. Далее они становились всё нервознее, а в последней вольере огромный слон просто бушевал, как бушует дуб, терзаемый хищными порывами урагана. Далее за углом начинался ряд вольер с азиатскими слонами, или, как у нас принято говорить, индийскими, и в первой вольере точно так же бушевал и ярился азиатский слон.
Экскурсовод пояснил, что африканские и индийские слоны люто ненавидят друг друга. Когда-то азиатский слон населял всю Северную Африку, а африканский жил только к югу от экватора. Именно азиатские были в карфагенском войске, а потом в других войсках, потому что их можно приручить. Африканец же приручению вообще не поддаётся. Вспомните, его никогда не увидишь в цирке или в поле на работах. Он в полтора раза крупнее азиатского, имеет бивни и у самцов и у самок. Азиат добродушнее, у самок вообще не бывает бивней, а у самцов не у каждого. Зато он чрезвычайно умён и дружествен по отношению к человеку. Но если африканских слонов пустить в Центральную и Юго-Восточную Азию, азиатские уйдут в Сибирь и на Дальний Восток.