А в зале стали требовать от Есенина еще стихов.
— Даешь «Москву кабацкую», — раздавались пьяные голоса.
— Знаете, почему вам моя «Москва кабацкая» нравится?! — крикнул Есенин.
В ответ визг и аплодисменты.
— Потому что вы сами в душе хулиганье и бандиты! Оттого и нравится вам похабщина в моих стихах, потому и считаете, что я пишу про себя, а не про вас!
В ответ засвистели, заулюлюкали:
— Хулиган! Есенин! Браво, Есенин!
Какой-то господин, рукавом утирая пьяные слезы, пошатываясь, подобрался к эстраде, протягивая бутылку со стаканом:
— Выпьем, Серега! За Христа, за кровь Христову.
Приблудный, ухватив пьяного за воротник, бесцеремонно отшвырнул его.
— Прочь! Утри слюни! — Он протянул руку, помогая Есенину спрыгнуть с эстрады. Отталкивая особенно назойливых почитателей, провел его за столик.
Девицы с визгом бросились целовать Есенина. Мандельштам сидел и радостно улыбался, размышляя над услышанным. «Талантище, истинное дарование! За Есениным не угнаться ни ему, Мандельштаму, ни Пастернаку, — глянул он в его сторону, — да, пожалуй, и Маяковскому».
Эрлих тоже бесповоротно понял, что Есенин оставил позади себя всех их: имажинистов, футуристов, кубистов и прочих «истов» — искателей формы, а не смысла и содержания. Но зависть маленького дарования и чрезмерное честолюбие не позволяли радоваться за Есенина, как мог это делать Мандельштам.
Когда все снова уселись за столиком, разлили вино, Приблудный театрально встал на колено перед Есениным, преклонив голову:
— Учитель, перед именем твоим позволь смиренно преклонить колени.
Есенин, довольный, рассмеялся:
— Эрлих! А ты можешь сказать про себя, что ты мой ученик?
— Только с глазу на глаз могу.
— А при всех, как Иван?
Эрлих не ответил.
— Ну да ладно! — поднял стакан Есенин. — Давайте за Русь!
— За Русь, до дна! — поддержал тост Мандельштам.
Приблудный выпил и тут же налил себе еще.
— За Русь, Сергей, я должен сразу еще выпить. За Русь! — Он залпом выпил и, поперхнувшись, отчаянно закашлялся.
— Талантливый парень! А? Сергей? — засмеялся Мандельштам.
— Талантливый, сволочь, — улыбнулся Есенин. — Перешел на полное мое иждивение, хамству его нет предела… Ты понимаешь, Иван, что ты — ничто! — постучал он Приблудного кулаком по спине, помогая откашляться.
— Что ты списал у меня, ну хорошо, а дальше? Дальше нужно свое показать, свое дать. А где оно у тебя? Где твоя работа? Ты же не работаешь, Иван!
— Прости, Сергей! — Приблудный прокашлялся и высморкался в платок, вытерев кулаком выступившие слезы. — Прости, я увез твои башмаки.
— Да хрен с ними, хотя они были самые лучшие… Не простился почему?!
Приблудный виновато опустил голову: «Потому что получил деньги, а при деньгах я дрянной человек».
— Имя мое треплешь, сволочь! — вскипел Есенин.
— Сволочь! — согласился Приблудный. — Я… я назанимал денег, под свою бедность сшил себе вот этот костюм, чтобы не позорить тебя своим видом.
Есенин беззвучно засмеялся:
— Ладно!.. Костюм что надо! А? Осип? Но если я пойму, что, кроме подражательства, как стихотворец ты ни на что не способен, — тогда пошел к чертям, нечего тогда с тобой возиться, Иван!
Приблудный покорно встал:
— Раз так, я пошел работать. Учитель. Только дай денег… ты же получил в Госиздате, знаю.
— Откуда знаешь?
— Все знают! — ухмыльнулся Иван.
— Все?!! — удивился Есенин. — Ну и ну!.. — Он достал бумажник, вынул деньги. — Пропьешь, опять клянчить будешь.
— Учитель, ты тоже пьешь, — начал было возражать Приблудный, но Есенин так зыркнул на него, что тот осекся.
— Ду-у-рак! Я кончаю тем, с чего ты начинаешь! Уловил разницу? Удались! — Он положил бумажки на край стола. Приблудный мгновенно сгреб деньги своей лапищей, зажал их в кулаке:
— Учитель! Ты! Ты!.. Ты добрый! И… веселый! — И, потрясая кулаком с деньгами, отошел к своей компании.
Есенин потянулся к бутылке и снова стал наливать всем. Мандельштам прикрыл ладонью свой стакан:
— Хаим все! — пошутил он. — Мне пора домой. — Он протянул руку: — Спасибо тебе, Сергей! Береги себя!.. Помни: ворон кружит!..
Есенин встал, обнял Мандельштама:
— Помню, Ося!.. Прощай!
Он сел, выпил несколько глотков, грустно глядя ему вслед.
— Я, пожалуй, тоже пойду, — неожиданно подхватился Эрлих.
— Ты чего вдруг? — нахмурился Есенин.
— Да так. Я же Мариенгофу обещал в «Стойло Пегаса» зайти…
— А!.. Ну-ну! — криво усмехнулся Есенин. Хмель ударил ему в голову. — Ты считаешь, что корабль уже тонет… Ну, бегите… бегите.