— Здесь! При всех! И вслух! Я скажу, — начал говорить Есенин, еле сдерживаясь от ярости. — Ваши стихи, Пастернак, — вы ведь про себя хотите услышать, что я думаю? — так вот, я ваши стихи на дух не переношу! Вся ваша поэзия нужна только очень ограниченному кружку читателей… потому что ваши стихи… косноязычны. Кос-но-я-зычны! Их никто не понимает. Народ вас не признает никогда — это я не иронизирую и не шучу!
Пастернак допил свое вино и аккуратно поставил стакан на столик.
— Если бы вы, Сергей Александрович, были более образованны, то вы бы знали, как опасно играть словом «народ». Был такой писатель Кукольник, о котором, я убежден, вы и не слышали. Так вот, ему тоже мнилось, что он знаменитость, признанная народом. А оказалось: «Пу-у-у-к», — сделал он звук губами. Многие засмеялись, а молодые поэты, внимательно следившие за их пикировкой, зааплодировали.
— Не боись, Боря! О Кукольнике я знаю не меньше тебя. Но я знаю также и то, что наши потомки будут говорить: «Пастернак? Поэт? Не знаем, а вот траву пастернак знаем и любим». Это касается и вас, и вашей поэзии.
— Браво, Учитель! — заржал Приблудный. — Трава ты, Пастернак. Полынь горькая!
— А что касается молодых советских талантов, упомянутых вами, — Есенин поглядел на придвинувшихся поближе молодых поэтов, — этих, что ли? Безыменский, Уткин… кто там еще?.. Они гвардия бездарностей, которая копытит на ниве русской словесности и потрясает при каждом удобном случае своим евре…
Кусиков опять предостерегающе дернул Есенина за рукав, но тот досадливо дернулся и продолжил:
— Своим… еврейским происхождением. Это банда! Другого слова для них нет. Спаянная и наглая, как в человеческом, так и в литературном поведении… Так и передайте им! Вон они окружили! А ты!.. Ты! Пастернак!!! — Есенин сжал кулаки. — Так Пастернаком и проживешь!
Последние слова показались Пастернаку обиднее всего. Он тоже вскочил.
— А ты не бронзовей!.. Сергей… Александрович, потому что ты не Александр Сергеевич! — крикнул он визгливо и кинул в Есенина скомканный носовой платок, которым вытирал свои вспотевшие ладони.
Этот нелепый театральный жест развеселил Есенина.
— Я так понимаю, ты меня на дуэль вызываешь, Пастернак? — сказал он, оглядывая всех, как бы призывая в свидетели. — Хорошо! Дуэль — это красиво! Я принимаю вызов! Хотя я не Александр Сергеевич.
— Какая дуэль? Ты чего? — растерялся Пастернак.
— Давай на кулаках… Выйдем вон во двор и честно… один на один. Дуэль! Что, обосрался?
Как всегда и везде, толпа, насытившись хлебом, требует зрелищ. Так и теперь, в кафе, публика, с любопытством наблюдавшая скандал, стала подначивать:
— Ура! Дуэль! Дуэль! Пушкин и Дантес! На кулаках! Гениально! Браво. Есенин — Пушкин, Пастернак — Дантес. Трус! Трус! Трус!
— Хорошо! Пошли! — согласился Пастернак. — Ты думаешь, я драться не умею, — храбрился он, пробираясь за Есениным к черному ходу во двор, — но надо и секундантов взять, раз дуэль, а не драка!
— А на хрена нам свидетели? — остановился Есенин. — Хочешь, чтобы завтра в газетах напечатали: «Есенин в пьяном виде избил Пастернака»? Ладно, черт с тобой, бери секундантов… только двоих.
— Что же вы Есенина одного отпускаете? — прошептала на ухо Приблудному одна из девиц.
— Я с тобой, Учитель! — спохватился Приблудный, но Есенин остановил его:
— Спасибо! Не надо, Иван! Я один! Да мне не привыкать. — И, сдвинув шапку на затылок, скрылся в коридоре.
— Если что, я здесь! — крикнул Приблудный ему вслед и, увидев, как человек пять приспешников Пастернака направились во двор, преградил им дорогу.
— Куда, курвы! Учитель сказал: только два секунданта… Значит, два! А остальные — вали! А то я в гражданскую с Буденным воевал, враз башки поотшибаю!..
Двое молодых поэтов осторожно протиснулись мимо него, остальные ретировались.
— Сандро! Ты последи, чтобы никто туда не совался! А я пойду с улицы, гляну на всякий случай. — Он накинул шинель и, допив свой стакан, двинулся к выходу.
Взяв гитару, Кусиков сел на стул, загородив спиной коридор, куда ушли дуэлянты, и, нервно перебирая струны, что-то запел. Девицы подсели к нему.
— Вы не бойтесь, товарищ Сандро. Мы вам поможем, если что. Мы за Есенина всем глаза выцарапаем!
Глава 6 ДУЭЛЬ
Двор, куда выходил черный ход кафе «Домино», был весь завален снегом. Бушевавшая еще час назад метель утихла. Небо очистилось, тусклая лампочка едва освещала небольшое пространство у подъезда.