Название альманаха (после долгих раздумий и колебаний) было выбрано не случайно. Своеобразным поэтическим манифестом «скифской группы» можно считать хрестоматийное стихотворение Блока «Скифы» («Да, скифы мы, да азиаты мы…»). Заинтересовался Есенин и «настоящими», историческими скифами. В 1920 г. в статье «Быт и искусство» он напишет: «Геродот прежде всего говорит об их [скифах] обычаях. […] Перед вами встает это буйное и статное, и воинственное племя». (Не случайно, эта статья появится в 1921 г. в левоэсеровском журнале «Знамя».) Не только Есенин, но и многие другие авторы «Скифов»: Блок, Белый, Ганин («Новый мужичок, подает небольшие надежды», — отзыв Иванова-Разумника) — станут соратниками левых эсеров. (Вопрос о формальном членстве Есенина в партии левых эсеров до сих пор остается открытым. Никакими документами, подтверждающими этот факт, мы не располагаем, но это не значит, что их не было.) Так или иначе, но Есенин был связан с эсеровскими кругами еще до Февраля. Об этих фактах его биографии умалчивают те, кому хочется представить его «приспособленцем», в одночасье превратившимся из «царскосельского певца» в глашатая революции.
22 февраля Ломан подписывает приказ, согласно которому Есенин должен отправиться в Могилев — там находилась Ставка Верховного Главнокомандующего, туда в этот день отбыл и Николай И. В связи с Февральской революцией и отречением царя необходимость в командировке отпала.
Где же был поэт в день Февральской революции? В 1923 г. он напишет: «Революция застала меня на фронте в одном из дисциплинарных батальонов, куда угодил за то, что отказался писать стихи в честь царя». Это, конечно, не было правдой, по той простой причине, что при «проклятом царизме» за отказ написать стихотворение, хотя бы и в честь Государя, не отправляли в дисциплинарный батальон.
Да, Есенин лгал. И этим ничуть не отличался от тысяч других советских граждан. Кто-то скрывал свое дворянское происхождение, кто-то царские награды, кто-то членство в политических партиях, кто-то службу в Белой армии… Иначе просто невозможно было выжить. Так, например, Евгений Шварц через все советские годы провел версию о том, что во время Гражданской войны он якобы служил в продотряде (с его характером это было совершенно невозможно), на самом же деле он в это время участвовал в «Ледяном походе».
И все же где был Есенин в день Февральской революции? Это самое темное место в его биографии. Те, кто стремятся во что бы то ни стало очернить поэта, руководствуются словами, якобы сказанными Иванову-Разумнику самим поэтом (к нам они дошли в пересказе третьего лица): «…До Могилева я так и не добрался. В пути меня застала революция. Возвращаться в Петербург я побоялся. В Невке меня, как Распутина, не утопили бы, но под горячую руку, да на радостях, расквасить мне физиономию любители нашлись бы. Пришлось сгинуть в кусты: я уехал в Константиново. Переждав там недели две, я рискнул показаться в Петербурге и в Царском Селе. Ничего, обошлось, слава Богу, благополучно». Эти «воспоминания» просто находка для тех, кому очень хочется представить Есенина трусом. Как же — «сгинул в кусты»!
Во-первых, когда информация проходит через несколько лиц, практически неизбежно начинает действовать «испорченный телефон». Кроме того, начальные фразы этого «есенинского» монолога явно не соответствуют действительности — командировка в Могилев была отменена. Далее: допустим, появиться в Петрограде в первые послереволюционные дни он побоялся (вспомним, как там отнеслись к его «ренегатству»). Но чего ему было бояться в Царском Селе? В общем сей пассаж особого доверия не вызывает. Тем более что есть другое свидетельство — от очевидца: «Когда началась Февральская революция, я еще находилась в Петрограде. В этот день […] трамваи стояли. Пришлось идти домой пешком. Вернувшись, я застала у нас Есенина» (М. Марьянова). Да и зачем было уезжать на две недели? Что могло измениться за столь короткое время? Итак, наше мнение: в первые дни Февральской революции Есенин — скорее всего — был в Петрограде[52].
В 1917 г. он действительно побывал в Константинове. Но когда именно? Сколько он там пробыл? Сведения опять расходятся. Екатерина Есенина пишет «… в начале весны 1917 г. он [Сергей] приехал домой на все лето». Но комментаторы ее поправляют: «В 1917 г. в Константиново Есенин приехал не раньше конца мая и пробыл там, видимо, июнь и июль.
Во всяком случае, 17 марта он точно был в Царском Селе. В документе от этого числа говорится: «Ввиду сокращения штатов при Полевом Военно-санитарном поезде № 143 препровождаю в распоряжение Воинской Комиссии [при Государственной думе] ратника Сергея Есенина». Этим же числом датирован и еще один документ: «Дан сей санитару военно-полевого Поезда № 143 Сергею Александровичу Есенину с тем, что возложенные на него обязанности с 20 марта 1916 г. по 17 марта 1917 года исполнялись им честно и добросовестно и в настоящее время препятствий к поступлению Есенина в школу прапорщиков не встречается». Что сие значит? Есенин подавал заявление с просьбой отправить его в школу прапорщиков? Во всяком случае, он туда не явился. «В революцию покинул самовольно армию Керенского», — напишет он в 1923 г. Когда царская армия превратилась в армию Керенского, дезертирство из нее стало явлением массовым и практически ненаказуемым. Есенин не мог не понимать, что из школы прапорщиков одна дорога — на фронт. Вполне понятно, что у него не было желания сложить голову «за чей-то чужой интерес». Теперь не Клюев, а Иванов-Разумник для него главный авторитет, а Иванов-Разумник был ярым противником войны с самого ее начала. Кроме того, много дел в Петрограде, надо выступать на митингах, на поэтических вечерах. (В письме Андрею Белому Иванов-Разумник сообщает: «Оба [Есенин и Клюев] — в восторге, работают, пишут, выступают на митингах».)
«Февральская метель». Зинаида Райх
Первым поэтическим откликом Есенина на революционные события стала «маленькаяпоэма» «Товарищ», датированная автором мартом 1917-го, а впервые напечатанная в мае того же года в эсеровской газете «Дело народа». На первый взгляд Есенин в ней приветствует революцию, не чураясь ее жестокости:
Мнения современников разделились: одни, Иванов-Разумник в том числе, приветствовали поэму («Единственное подлинное проявление народного духа […] да еще в первые дни и часы революции»), другие называли ее «покушением с негодными средствами на революционное творчество». Но и те и другие видели в ней лишь прославление революции. И только спустя много лет эмигрантский критик В. Левин сказал о том, о чем в России сначала никто не догадался, а потом нельзя было писать: «Только один Есенин заметил в февральские дни, что произошла не «великая и бескровная революция», а началось время темное и трагическое, так как «пал, сраженный пулей / Младенец Иисус». И эти трагические события, развиваясь, дошли до Октября. И в послеоктябрьский период образ Христа появляется снова у Блока в «Двенадцати», у Андрея Белого в поэме «Христос воскрес». Но впервые он в эту эпоху появился у Есенина в такой трактовке, к какой не привыкла наша мысль, мысль русской интеллигенции».
52
Такого же мнения придерживается и литературовед В. Базанов, хотя другие есениноведы утверждают, что Есенин таки да «прыгнул в кусты». В крайнем случае можем согласиться с теми, кто говорит: нам неизвестно, где был Есенин в первые дни марта 1917 г. Но не с огульными обвинениями в трусости.