Выбрать главу

Последнего хищника подстрелили на чердаке городской ратуши. Гаус, не предупреждая Ленца, спрыгнул на крышу, чудом удержался на поломанных досках, навёл арбалет на голову монстра… но в этот момент сварт ударил хвостом по балке, поддерживающей крышу, Гаус потерял опору и упал на сухие лианы, которыми был завален пол чердака. Сварт раскрыл страшные челюсти и повернулся, почуяв рядом присутствие живого существа. Между ним и Гаусом оставалась всего пара шагов, когда две стрелки вонзились в спину хищника. Обе попали под выступы чешуи — большая удача, событие поистине невероятное. Гаус вскочил на голову поникшего хищника:

— Зачем!?

* * *

— Зачем вы стреляли? — повторил он свой вопрос пилоту первого звена, когда все двенадцать машин вернулись в свои ангары.

— Он бы тебя пополам перекусил. Чудом успели — а он спрашивает!

— Я бы успел выстрелить!

— Неизвестно.

— Известно! Я никогда не проигрываю!

— Да что ты упёрся в этого сварта. Вы и так больше всех подстрелили, вас похвалили — иди, рисуй новые крылья на планере и успокойся, — пилот похлопал товарища по левому плечу. Гаус проводил его хмурым недовольным взглядом, дёрнул ушами и пошёл вниз. Говорить ни с кем не хотелось. Внутри оставалось ощущение какой-то не совсем полной победы, не идеальной.

Ночью2 Гаусу снова и снова снилось, как он пытается удержать равновесие на узкой досочке и снова и снова падает с неё в бездну, похожую на воды Чёрного озера. В этой бездне воды не было, и вообще не было ничего материального, только вспышки света и ощущение присутствия кого-то очень-очень сильного, древнего настолько, что вся жизнь Вселенной для него словно один день.

Глава 7. Дядя Балт

— Благодарю вас от имени всех горожан! — старик, назвавшийся Бекерелем, протянул Гаусу и Ленцу большую красную шкатулку. — Наша скромная благодарность. Передайте теплейшие слова магистру!

Гаус не разобрал, кем является замотанный в странные одежды Бекерель — должно быть, кем-то важным. Они с Ленцем прилетели в город через два дня: здесь теперь в три смены дежурили старшие пилоты, и требовалось привезти мощные сигнальные лампы для связи со Старой башней. К тому же Гаус хотел навестить своего дядю, жившего в маленькой хижине у самой стены.

Дядя Балт слыл нелюдимым, неразговорчивым, странным хапи: шил одежду, мастерил украшения из чешуи свартов, точил ремесленникам инструменты, никогда не посещал праздников, не заводил друзей. Он удивился, увидев на пороге племянника.

— Дядя Балт, я хотел узнать, всё ли у тебя в порядке после нападения свартов.

— В порядке, в порядке. Чешуи набрал. Заходи, не стой как истукан.

Внутри, в крохотной гостиной с круглым столом, было темно: окна занавешены плотными шторами, дверь в спаленку-мастерскую затворена. Дядя Балт откинул одну штору влево, сел на скрипучий старый стул:

— И ты садись. Значит, вчера тоже летал?

— Позавчера, — поправил Гаус. — Да, мы всех одолели. Легко! И это странно. Дядя Балт, меня мучает один вопрос… Почему сварты не нападают на наши планеры?

— Боятся.

— Оружия?

— Нет конечно. Хоть обвешайся мечами и арбалетами, но если ты отойдёшь от планера — он тебя прожуёт и выплюнет.

— Но планер же такой хрупкий! И не выглядит страшным. Сварты бывают и вдвое больше.

— Они боятся не самих планеров. А одной чёрной коробочки, без которой вы бы не летали.

— Подкидыватель? Это потому, что его нам дают инопланетяне?

— Да, инопланетяне. Дело в них. Всё это сложно, Гаус. Тебе не надо искать правду — правда не принесёт нам добра.

— Я и не собираюсь. Инопланетяне сделали нам защиту — отлично! Они всегда помогают.

— Да? Почему перед нападением все торговцы ушли из города? Почему не использовали свои машины, чтобы нас защитить? Они не так просты. Что-то дают нам, что-то продают, а чего-то мы не получим, как бы ни просили.

Дядя Балт замолчал, затем протянул руку к глиняному кувшину, налил мутной синеватой жидкости в кружку, подвинул её в сторону Гауса:

вернуться

2

На Спике не бывает тёмного времени суток: одно солнце всегда остаётся висеть над самым горизонтом, лишь иногда прячась за далёкие горные вершины, а небо отражает и рассеивает его свет, окрашиваясь в эти часы в насыщенный пурпурный и алый.