редактором. И тут меня огорошили новостью, что его сегодня… хоронят. Право, поверить
в это почти невозможно.
– К сожалению, это так. Впрочем, как мудро заметил Эпикур, «самое ужасное из
зол, смерть, не имеет к нам никакого отношения; когда мы есть, то смерти еще нет, а
когда смерть наступает, то нас уже нет».
– Объясните, что произошло? – древний афоризм Ирене, откровенно говоря, очень
понравился, но было не до него. – Секретарь намекнула: мол, шеф убит, и это
преступление якобы как-то связано с гибелью моего отца. Я ничего не понимаю!
– Даже не знаю, с чего начать. Наверное, с того момента, когда мы оба – и я, и
редактор – не поверили в официальную версию о технической неисправности вертолета.
Дело в том, что сын нашего сотрудника работает техником в аэропорту города Вамба, откуда винтокрылая машина стартовала в свой последний полет. И, знаете, у них
скоропалительный полицейский вердикт ничего, кроме возмущенного удивления, не
вызвал. Во-первых, машина была почти новой. Во-вторых, модель эта отличается особой
надежностью. Свидетельством тому – парк именно таких вертолетов обслуживает
президента страны. В-третьих, аппарат полностью разрушился в воздухе, чего при выходе
из строя ротора несущего винта не происходит.
– Почему же они промолчали?
– Вы сильно заблуждаетесь! Они не набирали в рот воды. Хотя, по мудрому
замечанию Буаста, «молчание не всегда доказывает присутствие ума, зато доказывает
отсутствие глупости».
– В такой ли ситуации апеллировать к классикам?
– Мои земляки к ним не апеллировали. При опросах говорили то, что знали. Но
никто на их слова не обратил никакого внимания. А открыто выражать несогласие –
можно остаться без места, которое кормит не только тебя, но и всю семью. Да и кого в
правильности своей точки зрения убеждать?
157
Поставьте себя на место того же прокурора. Как он посмотрит на ситуацию? Люди, которые, не исключено, недостаточно тщательно подготовили машину к вылету,
пытаются убедить, что причина ЧП – в ином. На что это, если судить нейтрально, смахивает? На откровенную попытку перевести стрелки на других. Разве не так?
– В принципе, да.
– И еще добавлю. Наши люди очень трепетно относятся к тому, что о них скажут
или подумают другие. По всей видимости, ни один из них не знаком с мнением на сей
счет великого Шамфора, заявившего: «Общественное мнение – это судебная инстанция
такого рода, что порядочному человеку не подобает ни слепо верить его приговорам, ни
бесповоротно их отвергать».
– Люди везде одинаковы.
– То-то же! Тем более, не все так просто, как кажется на первый взгляд. И это мы, журналисты, утверждали с первого дня. Некоторые полицейские также не исключали
возможности третьей, кроме ошибки пилота и пресловутой технической неисправности, причины произошедшего. А именно – имевшего места взрыва.
Согласитесь, тут есть в чем покопаться. Так мы и поступили. Причем
расследованием занялся, что случается крайне редко, лично главный редактор. В
коллективе сразу смекнули – быть сенсации. Дело в том, что у нашего шефа… бывшего
шефа, – поправился он, – просто удивительный нюх на всякого рода «непредвиденные
обстоятельства».
– У меня о нем тоже – самые лучшие воспоминания.
– Дав задание просеивать информацию здесь, в Кисангани, главный редактор
отправился в Вамбу. Пошерстить там. Ему несказанно повезло. Исследуя место
катастрофы, удалось наткнуться на кусок материи, зацепившийся за один из растущих
повсеместно многочисленных кустов.
– И это после того, как местность, насколько мне известно, прочесала полиция с
участием военных?!
– Госпожа Берц! Вам ли объяснять, как люди «стараются», – иронично переспросил
собеседник, – когда уже всем доподлинно известно: виновница трагедии – «техническая
неисправность»? К тому же, справедливости ради, надо сказать: обломки вертолета
разбросало на значительной площади. Что-то пропустить в данном случае, как ни
кощунственно это звучит, – в какой-то степени даже простительно.
– Я понимаю.
– Так вот, шеф стал обладателем ценнейшей улики. Опровергающей, – здесь
заместитель главного редактора сделал многозначительную паузу, – все остальные
версии.
– Речь, вы сказали, идет об обыкновенной тряпке?! – удивилась Ирена.
– Ну, тряпка, как вы изволили ее назвать, – не совсем обычная. Ибо за куст
зацепилась не ветошь, которой пилоты вытирают подтекшее масло или руки, а кусок
пиджака.
– Пиджака?! – охнула женщина.
– Да! – тихо отозвалась трубка. – Это была часть одежды, принадлежащей…
вашему отцу.
– О, боже! – не удержавшись, неожиданно даже для себя самой всхлипнула Ирена.
И, собравшись с силами, уточнила:
– Откровенно говоря, не понимаю, как кусок материи, пусть и принадлежавший
погибшему, может служить настолько серьезной уликой? По сути, ставящий выводы
следствия с ног на голову. Да что там – следствия? Вы же только что утверждали, будто
камня на камне не осталось и от негласных версий.
– Именно так утверждал шеф. А он, поверьте, был не из тех, кто болтает попусту.
Улика, проливающая свет на ЧП, по его словам, была неопровержимой.
– На ткани остались какие-то громко «вопиющие о преступлении» следы?
158
– Нет.
– Тогда что же являлось пресловутой уликой?
– Дело в том, что найденный редактором кусок оказался, как я уже в начале
разговора подчеркнул, не совсем обычным. Не в смысле артикула ткани, ее цвета, степени
изношенности или наличия обличающих следов. Речь шла о месте лоскута в
конфигурации пиджака.
– Честное слово, вы меня совсем запутали!
– Сейчас все встанет на свои места, – успокоил Ирену собеседник. – Трудно
поверить, но за куст зацепился… внутренний карман верхней части мужского костюма.
– И что же? – дрогнувшим голосом переспросила Ирена.
– Оторванный клок сильно обгорел. Как и бумаги, находящиеся внутри. Но
последние пострадали не настолько сильно, чтобы написанного нельзя было прочесть.
– Не томите! Что там оказалось?
– В том-то и дело, госпожа Берц, что я этого не знаю.
– Как? Не может быть! – не хотела верить услышанному Ирена. – Откуда тогда у
вас сведения, только что рассказанные? Разве не из бумаг отца?!
– Из бумаг! Только я их не читал. А вам сообщил исключительно то, что сам
слышал от шефа.
– Ничего не скрывая передали? Все до капельки? – уточнила Ирена.
– А какой, простите, в этом смысл? – парировал заместитель редактора. – Я ведь
вообще мог с вами не разговаривать. Или ограничиться парой-тройкой ничего не
значащих нейтральных фраз. Разве не так?
– Так! – вынуждена была согласиться она. – Извините! Ну, пожалуйста!
– Нам нечего скрывать друг от друга. Вас волнует гибель отца, меня – смерть моего
руководителя и лучшего друга. Не исключено, вместе мы могли бы добиться более
успешных и быстрых результатов в расследовании странных смертей. Кстати, Аль-Хусри
на эту печальную тему написал гениальную фразу: «Смерть – это стрела, пущенная в тебя, а жизнь – то мгновенье, что она до тебя летит».
– Я готова сделать все, что в моих силах! – с жаром заверила Ирена. – Но неужели
вы ровным счетом ничегошеньки не знаете о содержании найденных редактором бумаг?
Хоть слова, хоть полслова? – в ее голосе прозвучали умоляющие нотки.
– Найденный на месте катастрофы документ редактор в полицию не передал. Чем, по сути, поставил себя вне правового поля. Если со стенографической точностью, то на