– Сашка! Дочка!
Голос отца вывел ее из транса, овладевший ею на несколько секунд. Она посмотрела на отца, затем на убитого волка. Ее светло-голубые глаза бегали из стороны в сторону, в голове все звенело.
– Саша!
Звуки раздираемой плоти, крики. Зверь пожирал ее отца.
Чавк, чмявк, чавк
Она поставила правую ногу на морду убитого ею волка, крепко взялась за рукоять копья и потянула его на себя, тужась изо всех сил. Саша так сильно надавила на шерстяную шею своей ногой, что под ней захрустела кость животного. Она обхватила рукоять копья сильнее, стиснула зубы и потянула еще.
– Вытаскивайся! Давай!
Копье с каждым рывком выходило, казалось, на какие-то полсантиметра. Крики отца заставляли ее панически дергать и дергать копье, но оно словно бы приросло к убитому ей животному.
Я не могу… не могу это сделать… не могу говорила она себе.
Еще раз взглянув на измученного отца, Саша бросила попытку вытащить копье и с криком побежала прямо на зверя. Всем своим телом она толкнула его в сторону, заставив наконец отстать от отца. Волк заскулил, почти упал, но все еще продолжал стоять на лапах. Он попятился и затем вновь бросился на отца.
Отец взревел яростным криком, и перехватил волка в прыжке; он перевернул его, оказавшись сверху, и здоровой рукой принялся наносить удары ножом прямо по морде и глотке волка. Он успел достать лезвие из-за пояса, где он всегда хранил его, в момент, когда волк попятился от него после удара Саши. Для нее действия отца были столь неожиданными, что она встала как вкопанная, шокированная происходящим. Никогда прежде она не видела отца столь яростным и злобным. Струйки крови летели во все стороны, пачкая лицо Алексея. Он наносил удар за ударом, издавая крик после каждого их них. Казалось, что это никогда не кончится, пока Саша не вмешалась.
– Пап!
Но он продолжал наносить удары в зверя, лезвие обагрилось черной кровью до самой рукоятки.
– Он мертв, хватит!
Рука Алексея застыла в воздухе, вцепившись в рукоятку ножа изо всех сил, – это было видно по побелевшим костяшкам пальцев. Вязкая кровь смешались с шерстью и медленно сползала с лезвия, словно змея. В ее отца будто вселилось абсолютное зло, которое, к счастью, покинуло его так же быстро и вошло внутрь него.
Нож выпал из его руки. Алексей из-за плеча посмотрел на свою дочь, его губы зашевелились, пытаясь что-то произнести. Он тяжело упал на мокрую от снега землю. Из его прокушенной руки лилась кровь, от рукава черной куртки остались лишь клочья, части которых все еще виднелись на зубах только что поверженного им волка.
Саша бросилась к отцу, упала на колени перед его лежащим телом, и коснулась ладонями его щек. Из глаз девушки текли слезы, капли которых падали на белое, как лист бумаги, лицо отца. Губы его дрожали. Саша взяла фляжку с водой из своего левого кармана, откупорила и поднесла горлышко к его рту. Кадык мужчины зашевелился, глаза вглядывались в темнеющее небо.
– Папочка, не умирай. Я с тобой, я рядом, – не переставая плакать, утешала она отца. Фляжка опустела спустя долю секунд.
Взвизгнула молния рюкзака. В сторону полетели ржавые консервные банки, из которых получалась отличная «сигнализация»; стеклянная бутылка с потертой красно-белой этикеткой; парочка ржавых гвоздей; журнал, что она нашла в магазине. Наконец в ее руках оказался небольшой моток потрепанной альпинистской веревки, которую они всегда брали с собой в походы. Саша успела мысленно отругать себя за то, что умудрилась положить ее на самое дно рюкзака и потратила несколько драгоценных секунд на ее поиски.
Она сняла с себя куртку, а затем – светло-сиреневую кофту, разорвала ее на части и принялась аккуратно обматывать раненную до костей руку. Отец не раз показывал ей, как нужно делать перевязку, но сейчас все эти знания исчезли словно по щелчку пальца. Она была в ужасе, в панике. Ее отец, единственный родной и близкий человек, с которым она прожила все эти тринадцать лет, лежит перед ней в собственной луже крови, с глубокой раной, и она не может помочь ему как следует.
Закончив с обрывками своей светло-сиреневой кофты, она взяла веревку и принялась обматывать подмышку отца, закончив крепким узлом. Те же движения она проделала чуть ниже, у самого запястья.
Удивительно было то, что отец не кричал, вообще не издавал ни звука. Он просто лежал на земле и смотрел на ветви деревьев, перекрывающих серое небо. На его глаза и губы падали крохотные снежинки, которых он даже не замечал. Он словно видел призрак где-то там, наверху, и Саше вдруг, совсем на мгновение, показалось, что так оно и есть. Она проследила за взглядом отца – пусто. Только небо и голые ветви деревьев.