— Не сразу.
Ответ меня вполне устроил.
— Моя сестра…
— Жива. И здорова. У нее все хорошо. А твоя мать просила тебя убить.
Вот все-таки надо мне поработать над чувством такта. Правда, сиу, похоже, не слишком расстроилась.
— Она права, — Звенящий ручей тряхнула головой, и белые волосы рассыпались. — Я заслуживаю смерти.
— Э! Погоди, сначала дело!
— Не бойся, человек с огненной кровью. Я помню. Я не уйду раньше моего врага.
Лучше вообще не уходить, но тут уж кому как. Я помолчу. Про врага.
— Та вещь, которую ты забрала из племени. Её можно вернуть.
Сиу склонила голову, показывая, что слушает меня и внимательно.
— Твоей вины нет. У тебя не было шансов.
— Были. Если бы я помнила, что люди — враги.
— Я не враг. Ни тебе. Ни твоей сестре. Ни вам. Зачем ему артефакты?
Она задумалась.
— Он их менял? Что-то пытался сделать?
— Хотел. Но не смог. Он думал, что если примет их, то силы станет больше, что он сможет влиять на всех.
Только не получилось.
— Знаешь, где он хранит?
Она склонила голову.
— Сможешь забрать?
Молчание.
— Ты ведь пойдешь на бал, так?
— Вечер.
— Один хрен, — отмахнулась я. — Смотри, если сделать так, что они очнутся там, на балу, то поднимется суматоха. Людей будет много и, как понимаю, не все рады этому ублюдку. А пока он разбираться станет, что не так, можно потихоньку смыться.
И пришить ублюдка.
Но это я так, тихонечко подумала.
— У тебя сиу в роду были, — сказала Звенящий ручей.
— Не знаю.
— Точно были, — она поманила меня к себе. — Я сделаю зелье, которое усиливает действие другого. Любого. И добавлю в пунш. Пунш разрешено пить всем. Но пунша будет много, и крови понадобится немало.
Я молча протянула руку.
Для такого дела не жалко. Хотя была тень сомнения. Вдруг да паника начнется или еще чего. И… и пострадать кто-то может. А с другой стороны? Оставить, как есть?
Нет уж.
Кровь стекала в прозрачную чашу. И показалось вдруг, что она блеснула ярким драконьим золотом.
Показалось.
* * *
Получасом позже, облаченная в белоснежное платье, которое, подозреваю, сидело на мне примерно, как на корове седло, я стояла пред Учителем и с обожанием пялилась, представляя, какой сюрприз его ждет.
К счастью, он был не один.
Змееныш восседал на высоком кресле, и венец, украшавший дурную голову его, радостно поблескивал. Камешки крупные, даже я бы сказала, подозрительно крупные. Фальшивка? Не знаю. Рядом стояло второе креслице, попроще, и на нем с прямою спиной восседала Августа.
Я подавила вздох.
Вот… не нравится она мне и все тут. С одной стороны, вроде и понимаю, что не виновата она, что она вообще сейчас не понимает толком, где находится и чего делает. Но нет, не нравится.
Узкое бледное личико.
Волосы зачесаны гладенько. Шея тонкая. Плечики полупрозрачные. И вся-то она такая хрупкая, невесомая, какой мне никогда-то не быть. Рядом с нею я остро ощущаю собственную нечеловеческую природу.
Неуклюжесть.
Угловатость.
И завидую. А что, я же живая. Я могу завидовать. Правда, давлю в себе это нехорошее чувство.
— Подойди, дитя мое, — важно произносит Змееныш.
И подхожу, вперившись взглядом в него, представляя, как он удивится, когда…
— Поклонись, — это уже Августа. Сказала сухо, раздраженно, и кожей чувствую, что я ей нравлюсь не больше, чем она мне.
Она держит руки на животе, который выступает.
Интересное дело, однако.
Чарли… сколько времени прошло? Он приехал, когда фотографию ту увидел. На фотографии живота нет. А вот когда их свадьба состоялась? Не знаю. Главное, что живот виден, но не такой большой, как у баб перед родами бывает.
Кланяюсь.
Моей головы касается теплая ладонь, от которой исходит сила. И эта сила разливается по телу горячею волной. Ах ты ж, сволочь!
От силы шкура начинает чесаться.
— Потерпи, дитя. Так надо. Теперь ты избрана!
Избранней некуда, чтоб вас всех, что живых, что мертвых. И главное, подрядилась ведь на поездочку! Недалече. А могла бы дома сидеть да в потолок плевать.
Разгибаюсь, стараясь удержаться. Думаю, тутошние невесты ведут себя иначе. Как? Хрен его знает, главное, точно не станут чесать спину о колонну, как меня подмывало.
— Исполни свой долг во имя возрождения Империи!
Я приоткрыла рот, сглотнув слюну, которой вдруг стало много. И верно, видок у меня был соответствующий.
— Ты не переборщил, дорогой? — шепотом осведомилась Августа. — У нее вид несколько… слишком уж…
— Отойдет, — отмахнулся Змееныш. — Милисента, ты меня слышишь?