— Добро пожаловать! — усиленный магией голос его разнесся по залу. — Я счастлив видеть людей, которые собрались под кровом сего дома, дабы вместе со мной создать новый прекрасный мир.
У Чарльза заныли зубы.
— Весьма скоро мы выйдем отсюда, чтобы нести свет знаний! И исполнить заветы великого Родда! Мы вернем в мир магию!
— Он вообще понимает, что говорит? — поинтересовался Орвуд, разглядывая Императора с немалым интересом.
— И каждому воздастся по заслугам его!
— Сомневаюсь, — ответил Чарльз.
— Но пока! В миг, когда перемены близки, стоит задуматься о главном! О любви в ваших сердцах! Пусть расцветает она, пусть случится то, чему предначертано.
— Знаешь, я думал, что мы с отцом не сильны в риторике, — Орвуд отвел взгляд. — К слову, мне вернули перстень. С извинениями.
— Даже так?
— Не стоит отворачиваться. Он довольно внимателен.
— Знакомы?
— Пришлось, — Орвуд коснулся губами бокала. — Мы вернулись в гостиницу. А на следующий день получили приглашение. Я получил. И был удостоен встречи с… Учителем.
Он все-таки умудрился одним словом выказать собственное отношение к Змеенышу.
— …и пусть каждый из вас получит то, чего желает!
Грянули трубы.
Застучали барабаны.
— Меня приняли весьма любезно. И полагаю, с расчетом на то, что я оценю всю прелесть сделанного предложения.
— И что же вам предложили?
— Жену, — Орвуд кивнул кому-то в толпе. — Знакомые лица, однако. Узнаете, Чарльз?
— Кого тут можно узнать.
— Ах да, конечно… знаете, у меня есть некоторое преимущество, а потому просто поверьте, здесь хватает людей, которых я не ожидал увидеть в подобном месте.
— Зачем ему вы?
— Я? Сам по себе не знаю, но Орвуды всегда верно служили короне, — он повернулся, чтобы поставить бокал на поднос проходившего мимо лакея. — Полагаю, он понимает, сколь нелепы его притязания. А потому спешит заручиться косвенными знаками своей легитимности.
— И вы…
— Пока не дал ответа. Я ведь растерян. И смущен. И еще немного обижен. Вам ли не знать, сколь сложны эти светские игры. Обещал подумать серьезно, особенно, если предложенная мне женщина придется по нраву.
— Бред.
— Несомненно, но… взгляните, они ведь пришли не просто так. Они ему не то, чтобы верят безоговорочно, но очарованы. Он говорит то, что они хотели бы слышать.
— И обещает жен.
— И дает. Таких жен, которые способны родить одаренных наследников, а это, знаете ли, немало. Еще, говорят, что его жены послушны, покорны и готовы на все ради мужа. Правда, подозреваю, что не совсем ради мужа, но… это нехорошо, Чарльз.
Еще бы.
Меж тем опять завопили трубы, и Эдди поморщился. Но теперь в дверях появились девушки.
Много девушек.
Очень много девушек, в первое мгновенье показавшихся похожими, что сестры. Одинаковые платья. Одинаковые прически. Одинаковые бледные лица с сияющими глазами.
Сердце пропустило удар.
Милисента!
— Не спешите, — Орвуд перехватил Чарльза за локоть. — Они выбирают. Как мне пояснили, женщины несут искру дара, разбуженную Наставником.
Наставник вытянулся на кресле, закинув ногу за ногу. И наблюдал за происходящим.
— И потому они делают выбор. Правда, люди, которые очень ему нужны, могут на него повлиять… скажем, изложить свои желания.
— И вы?
— Если все вышло так, как должно, она сама к нам подойдет.
Легче от этого не стало.
Вот нисколько.
Глава 28. В которой рассказывается о балах и кладбищах
Я как-то вот сразу осознала, что на балах мне не блистать.
Шумно.
Людно.
Что-то там играет, гудит… нервно переминаются невесты, все до одной одинаковые, и только дрожащие пальцы Салли — интересно, это её настоящее имя? — обхватывают мою руку. Я бы хотела сказать, что все будет хорошо, но они, невесты, молчат.
И я молчу.
Оборачиваюсь. Едва заметно киваю.
И совестно, потому что я сама не уверена, выйдет ли хоть что-то из нашей затеи. На корсаже поблескивает синими камушками цветок незабудки. Салли сказала, что это незабудка, и я поверила.
А у меня голова болит.
Ну нельзя вот так с живым человеком! Час мучили. Драли, чесали, выплетали чего-то, скалывая булавками, и еще поверху мазали чем-то донельзя липким и пахучим. Оно, схвативши волосы, что клей, застыло. И теперь эта вот, наклеенная, голова, здорово раздражала. А еще не отпускал страх. Вдруг да они и останутся такими, клееными?
Или вовсе отойдут.
И буду я лысой.