Голова чуть склоняется.
— Он неплохая ведь партия. Знатен. Происхождение безупречное. И с императором в родстве состоите, хотя и не таком близком, чтобы это стало помехой.
— Ты не так и глуп, как казалось.
Сомнительный комплимент.
— Репутация. Манеры. И внешностью кузенов боги не обидели… — Чарльз чувствует, как нарастает напряжение. И сила деда клубится на кончиках его пальцев. — Он сделал предложение и его приняли? И… дальше что? Родственник императора — это хорошо, но не настолько, как сам император… или принц-консорт? Если вдруг случится беда с императором и его наследником… кто следующий на очереди?
— Тот, кто полагает себя истинным наследником, — процедил дед.
— Значит, он был прав. Змееныш — лишь инструмент. А тебя он кем считает? Другом? Советником?
— Тем, кто приведет его ко власти.
— И полагаю, ненадолго. Так, чтобы все успели ощутить на своей шкуре всю его дурость. А потом появится герой и спасет страну.
— Именно.
— Августа же… ты мстил нам. Маме, мне… и Августе. Конечно, как же, мама должна была вернуться в отчий дом, покорная и несчастная. А она посмела жить себе и весьма неплохо. Еще и нефть на землях. Нефть ты ей точно не простил.
— Дрянь.
— Ну да… конечно…
Сила хлынула и…
Грохнул выстрел. Прямо над ухом. Так, что Чарльз оглох ненадолго.
— Извини, — сказал Эдди, убирая револьвер за пояс. С фраком тот не слишком сочетался. — Но мне этот придурок мертвым больше нравится. А то ишь, заморочил…
— Что?
— Глянь, — Эдди похлопал некроманта по щекам, легонько так, но голова того мотнулась, а глаза моргнули. И выражение в них появилось осмысленное.
— Что тут… — он потер лоб.
— Милли?
— Я ничего, — Милисента пожала плечами. — Я думала, что вы просто беседу беседуете.
С ревом встряхнулся орк.
— Это его дедушка, — сказала Милисента, указывая на покойника, лоб которого украшало ровное темное отверстие.
— Прости, — Эдди, кажется, смутился. — Я вас искал. Смотрю, стоите, слушаете этого вот… и не сдержался. Я ж не знал, что вы тут… по-родственному.
— Ничего, — Чарльз потер лоб.
А ведь ноет голова, такой характерной болью, которая случается после направленного воздействия. Дед был менталистом?
Дед…
Был.
И странно, что Чарльз не поддался внушению. Или поддался бы, но не сразу? Или… дело не в нем, а в Милисенте, которая стояла, разглядывала покойника с немалым интересом. Нет бы, как приличной девице, в обморок упасть.
Хорошо, что она — не приличная девица.
Тьфу, что за бред в голове-то?
— Внизу…
— Да, суета, — Эдди оглядел кабинет и, переступив через мертвеца, обошел стол. Портрет императора он попросту снял и, постучав по железной двери сейфа, который обнаружился за картиной, поинтересовался: — Динамит есть?
— Да… как-то не захватил, — признался Чарли, чувствуя себя отчего-то виноватым.
— Плохо. Я так вскрывать не умею. А ты?
— И я…
— Тоже плохо.
— Ну извини, я все-таки граф!
— Вот-вот, мог бы и научиться. У вас там, небось, сейфов всяко больше, чем на Западе… — Эдди постучал по дверце, покрутил замок и задумался.
— Позвольте мне, — сказал некромант, окончательно придя в себя.
— Умеешь?
— Есть одна мысль, но… попрошу вас отступить.
Орвуд задержался над телом, критически оглядев его.
— На будущее, если вас не затруднит, стреляйте в сердце. Или в живот.
— В голову надежнее.
— Но это делает невозможным допрос.
— Так покойник же.
Орвуд пожал плечами, мол, случается и такое:
— Порой покойника разговорить легче, чем живого. А он, полагаю, знал весьма многое… осмотрите стол, пожалуйста.
И Чарльз вновь согласился, что мысль здравая. Правда ничего-то толком обнаружить не удалось. Стопка чистых листов бумаги. Нетронутые перья. Чернильница, в которой не было чернил. Вот в нижнем ящике он наткнулся на папку, перехваченную алыми ленточками. Папка была толстой, а листы в ней — исписаны мелким почерком.
Чарльз завязки завязал и, подумав, кинул заклятье стазиса. Энергии возьмет мало, а всяко сохранней будет. Потом, в другом месте, почитает, что там и как.
Некромант же осторожно трогал дверь, так, будто опасался, что она ударит в ответ на прикосновение. Наконец он убрал руки, задумался ненадолго, а затем начертил на металле какой-то знак, который накрыл ладонью. Эхо силы, леденящей, тяжелой, Чарльз ощутил издалека.
От этой силы волосы на голове зашевелились, а орк заворчал и отступил.
Эдди нахмурился.
А Милисента почесала руку.