Мы уходили.
По пустому коридору к шахте, в которой не было кабинки, да и я не рискнула бы спускаться вот так. Благо, нашлась нормальная лестница.
— Что там вообще происходит? — поинтересовался Чарли, пропуская меня вперед. И смотрел так, с беспокойством. Оно понятно, мастера мастерами, а лестницу в башне сделали узкой, крутой. С такой навернуться — самое милое дело.
— Ну… сперва бабы с ума посходили, кто-то в обморок грохнулся, кто-то разгрохнулся… в смысле, встал.
— Я понял.
— Вот, и орать начал. Сперва одна, потом вдруг много и сразу. Их успокаивать пытались. А они визг подняли. Какая-то одному мужику в лицо вцепилась. Другая грозила Змеенышу оторвать… ну, то самое… плакали еще. Охрана пыталась вывести гостей, да тут… короче, Странник объявился. Императора свергать.
— Революция, стало быть?
— Ага. Она самая. Он там не один был, и я решил, что все одно толку с меня немного, а вам, может, помощь нужна.
Лестница… ненавижу лестницы. И юбки тоже. Чтоб я еще хоть раз в жизни… оборвать бы, но, чувствую, не поймут.
И скачу козой со ступеньки на ступеньку, думая лишь о том, как бы не сверзнуться.
— А револьвер откуда?
— Странник подсобил. На всякий случай. Видишь, пригодился.
— А Змееныш?
— Там был.
— Августа?
— С ним. Уж извини, но там такая толпень… наемники их держали, думаю, выведут. Только куда?
Башня вновь содрогнулась и на головы нам посыпалась мелкая крошка, заставляя двигаться быстрее. А то ж этак и вправду развалится.
Я опять задрала юбки, вечно они из рук выскользнуть норовят.
Но лестница закончилась.
Дверь.
И за дверью — коридор, просторный, мрамором отделанный. Там… люди. Бегают, суетятся, орут… кто-то кого-то то ли бьет, то ли пытается. Полный хаос. Я отступила, чтоб меня не сбили две девицы, вцепившиеся друг другу в волосы. От белых платьев их остались лохмотья, да и сами девицы изрядно поутратили красоты и кротости.
— Что тут… — Чарльз осекся, отмахнувшись от куска чего-то липкого, что угодило в плечо, растекшись по фраку липким кремом.
— Они свихнулись! — тихо сказала я, глядя как солидный господин с седой аккуратной бородкой, скачет козликом и весело размахивает цилиндром. — Я не знаю, что он сделал…
У стеночки сидел наемник и тихо горестно рыдал, баюкая в руках револьвер.
Мы осторожно прошли мимо. Обошли деву, что содрала и платье, и юбки, оставшись в одной нижней рубашке. Она кружилась, поднявши руки к потолку, и выглядело это жутковато.
— Точно, свихнулись…
— Слушайте меня! — этот голос прокрадывался в самое сердце, заставляя его сжиматься в страхе, что больше не услышу его.
Или наоборот, услышу.
— Слушайте меня…
Змееныш стоял на троне, покачиваясь из стороны в сторону, и был бледен. Драгоценная шкура его одеяний лежала на полу, на белой рубахе пестрели пятна.
— Вы все мои дети…
— Твою ж… — тихо сказала я, заткнув ухо пальцем. Мне самой-то хотелось слушать.
И смотреть.
И…
Раздался взрыв истеричного смеха.
И по спине моей побежали мурашки.
— Я вас всех люблю…
У подножия трона сидела Августа, глядя на Змееныша со странной смесью болезненного восторга и ужаса. Замерла сиу, скрутившись калачиком, зажимая уши. Орчанка стояла у стены, запрокинув голову, зажмурившись, а из глаз её текли кровавые слезы.
— Эдди…
Я вдруг обернулась.
— Эдди!
Широко распахнутые глаза и восторг, треклятый восторг в них.
Орвуд?
И он тоже смотрит на Змееныша, а тот, заметив нас, смеется. И снова смех его подобен разбитому стеклу, которое щедрой рукой сыпанули в ботинки. Тварь! Какая же он тварь!
— Вот и вы…
И снова этот голос, звенит, переливается.
— Ты обманула меня, Милисента, — сказала он, глядя на меня. И пальчиком погрозил. И все-то в зале вдруг замерли, обернулись, уставились на меня же. От взглядов их перехватило горло, дышать и то стало тяжело. — И что из этого получилось? Посмотри.
Он спрыгнул и пошел ко мне.
Неспешно так, совершенно уверенный в своей власти над людьми. И ведь он действительно властен над ними.
— Эдди, — я дернула брата за рукав, но он лишь моргнул. — Чарльз?
И этот в ступоре. Главное, смотрит на Змееныша с первозданным восторгом, которого этот ублюдок точно не заслуживает.
Орк? Застыл громадиной.
И вот… народу тьма, а подвиг совершать, так мне?
— Вы… вас следовало бы казнить. Как их… — он указал куда-то, и я увидела людей в одинаковых черных фраках. Все здесь в черных фраках, но у этих на груди были приколоты алые цветы. Люди сидели на корточках, тесною кучкой. Сидели, вцепившись в волосы, покачиваясь и… плакали?