Впрочем, Макото верил в свои силы.
Он был оптимистом.
Как-нибудь он всё равно доберётся на место.
Отец спрячет его, а затем переправит заграницу. И он, Макото, будет жить. Жить и заниматься «излюбленным» делом. Только не в Японии, нет — здесь это было слишком опасно. Нужно найти другую страну. Может африканскую. Там его никогда не поймают. Хотя, признаться, его отвращала сама идея заниматься этим с негритянками. В его понимании они представляли собой мусор. Проходной товар, который жил среди песка и питался трущобами. Он предпочитал качественный человеческий материал — маленьких девочек из хороших семей, которые учились на отлично, посещали кружки и секции, катались на велосипеде, пытались вести свой собственный блог, писали от руки письма своей бабушке в деревню и бешено орали, когда он вскрывал их беленькие глотки.
Воспоминания об этом сотни раз согревали нутро Макото, пока он сидел за решёткой; вот и теперь лёгкий ток наполнил его чресла, спустился вниз, в зону паха и… оборвался.
Макото вздрогнул и немедленно остановится.
Что значит «оборвался»? Это неправильно. Совершенно неправильно. Сладкая вибрация всегда наполняла его целиком, всегда натягивала эту звенящую струну внутри него, но теперь — теперь всё было иначе. Теперь струна казалась ему рваной.
Там, где раньше был обрыв, прыжок, вершина, «выступ» теперь лежала разобранная башня — обрезанные провода, которые били током в пустоту.
Зловещая тень протянулась у него над душой; его руки — тонкие, нежные, хрупкие белые ручки потянулись вниз и там…
Было.
Пусто.
Глава 8
Пусто…
Зловещая тень протянулась у него над душой; его руки — тонкие, нежные, хрупкие белые ручки потянулись вниз и там…
Было.
Пусто.
Макото замер.
Тысячи мыслей пронеслись у него в голове и немедленно притихли.
Он повернулся и посмотрел на приоткрытую дверь у себя за спиной, из которой разливался тусклый свет.
Однажды он читал про человека, который потерял на войне «это» и ему пришили чужое. Рабочее.
А ещё, если сразу поместить отрезанную руку или палец в морозилку, её могут заново пришить.
Он серьёзно задумался о том, чтобы вернуться и «поискать»… как вдруг услышал голос у себя за спиной:
— Хм.
Макото вздрогнул и повернулся.
Темнота перед ним стала выпуклой и обрела очертания огромной человеческой фигуры:
— Значит нужно было использовать больше снотворного…
Фигура приближалась. Макото отпрянул и выставил перед собой скальпель, но великан запросто отвёл в сторону его дрожащую руку, затем перевернул весь мир, и вот уже Макото лежит на земле и чувствует, как его тащат за волосы по длинному тёмному коридору.
— Там и запишем, — звучал голос у него за спиной. — После смены «комплекции» организм сохраняет некоторые свои первоначальные свойства на уровне биохимической системы…
Макото вздрогнул. Стал брыкаться. Он попытался вонзить свои ногти в бетонный пол, но всё это было бессмысленно. Коридор становился всё ярче и ярче. Та самая комната неумолимо приближалась.
И тогда он проснулся, стал извиваться, дрыгать ногами — он сделался похожим на рыбёшку, которую выбросили на берег, и всё равно не мог освободиться от железного хвата, который держал его за скальп и неторопливо тащил в комнату, из которой разило кровью.
В последнее мгновение Макото вспомнил, что у него есть голос, и заорал, и крики его стали разбиваться о металлические стенки коридора, а затем притихли.
Дверь захлопнулась, и среди тёмного коридора вновь повисла гробовая тишина…
…
…
…
POV Кей
Иногда Кей размышлял, во что же он вляпался.
Вот и теперь, лавируя среди огней ночного города и бросая отстранённые взгляды на прохожих, которые занимались своими делами, он всё пытался понять, насколько реальной была его собственная жизнь.
Некоторые способны посмотреть на самих себя только в полном одиночестве. Кей был одним из них, и поскольку нет места более уединённого и пустынного, чем людная улица большого города, он часто выходил, гулял, предавался размышлениям или просто: смотрел по сторонам, разглядывая прохожих так, словно они были где-то там, за стеклом, а сам он был фантом, который смотрит на чужие судьбы.
Одновременно с этим, он разглядывал и себя самого. Он растворялся в толпе и вместе с тем поднимался на нею…
Впрочем, сам он воспринимал всё это сильно менее велеречиво.