— Ирэн, стало быть, свое согласие Вам обещала?
— Практически да.
— А что у Вас имеется на родине: поместье или особняк? И где?
— И то и другое было. В Экс-ан-Прованс и рядом…
— Хорошо, я вступлю в беседу с этими ситэдьен (горожанами).
Никуда Антон, конечно, не пошел, а вызвал стюарда, попросил принести обед в каюту и сел читать томик «Общественного договора», подаренный ему Элеонорой. А потом преспокойно уснул до утра. Утром он вышел на палубу, порадовался тому, что удовлетворительно переносит продольную качку, и стал смотреть то на берег Кампаньи с рыбацкими деревушками и лесистыми конусами потухших вулканов на заднем плане, а то переходил на другой борт и осматривал безбрежный морской простор. Вдруг он услышал за спиной легкие шаги, обернулся и увидел идущую к нему Ирэн.
— Бонжур, мадмуазель, — сказал Антон с легкой улыбкой. — Вы так целенаправленно идете, что я насторожился: что-то Вы мне скажете?
— Я видела Вас в Неаполе, мсье, — сказала дева, глядя в упор. — В ложе театра, рядом с леди Гамильтон. Мне тогда сказали, что Вас зовут де Фонтенэ и Вы — французский дипломат. А теперь Вы — торговый посредник по фамилии Трюдо?
— С дипломатами такое бывает сплошь и рядом, милая Ирэн, — легко согласился с обвинением в обмане Антон. — Но скажите: Вы, в самом деле, собираетесь выйти замуж за Николя Сегюра?
— А что Вам за дело до этого, Антуан Не знаю кто?
— Это охотник за деньгами, мадмуазель. Я говорю на тот случай, если Вы этого не поняли…
— Я-то это понимаю, — досадливо сказала Ирэн. — Но мои родители готовы пойти этому дворянчику навстречу!
— Что ж, если Вы не против, я легко уговорю мсье Сегюра забыть о матримониальных планах относительно Вас.
— Чего ради Вам это делать, мсье?
— Поделюсь с Вами секретом: я вовсе не дворянин. А мы, не дворяне, должны держаться друг за друга. Иначе для чего мы делали великую революцию?
— Не очень убедительно, мсье, но ладно: разрешаю мне помочь!
Перед обедом к Антону направился уже щеголь.
— Так что, мсье посредник, Вы говорили с родителями Ирэн?
— Увы, шевалье, это очень разумные люди и они сочли Ваше сватовство несвоевременным.
— Как так? Почему?
— Титулы, оказывается, очень опасны, даже для жен титулованных особ. Сколько их было гильотинировано рядом с мужьями!
— Но так было 2 года назад. Теперь чернь осознала, что без дворянства государство бессильно, чему порукой стали весенние выборы!
— А где гарантии, что через год или два эта самая чернь не вернется к своим недавним убеждениям, что все зло идет от дворян? И якобинцы опять победят на выборах? Нет, шевалье, папа и мама решили, что в интересах Ирэн надо подобрать ей в пару ровню, из своего круга…
— Вы лжете, негодяй! Я спрашивал у мсье Годо: Вы вовсе не разговаривали с ними!
— Он так сказал? Ну, ему виднее. Но сути дела это не меняет: Вы, шевалье, очень сомнительная партия для богатой девушки.
— Подлец! Я приколю тебя на месте!
При этих словах щеголь выхватил шпагу, спрятанную до поры за полой его длинного сюртука, но тотчас выронил ее, получив удар по плечу песочным кистенем от готового к его агрессии Антона. Пару мгновений он стоял с выпученными глазами, потом согнулся и попытался поднять шпагу с палубы левой рукой, но Антон резко шикнул на него, топнул ногой — и бывший забияка побежал от него в сторону кают.
В Чивитавеккио Николя Сегюр счел за благо сойти с корабля на берег (тем более что Ирэн стала полностью его игнорировать), но спокойнее жизнь Антона Вербицкого не стала: благодарная Ирэн теперь хвостиком за ним ходила и заговаривала то на одни темы, то на другие… Ее родители стали вновь за нее беспокоиться: как бы их дочь не совратил теперь этот тихоня… Антон их взгляды поймал и тотчас стал рассказывать Ирэн о своей милой жене и о дочурке, которые ждут его в скромном Равьере и скоро дождутся. Взгляд у Ирэн попритух, но совсем не погас, сменив лишь спектр с красного на зеленый. Когда галеон прибыл, наконец, в Марсель, Ирэн очень тепло попрощалась с милым ее сердцу попутчиком и сказала:
— Теперь я знаю, каким должен быть мой муж!
Глава семьдесят вторая. Равьер и опять проездом
Констанция бросилась ему на шею у порога и стала поливать обильными слезами. Когда ей стало полегче, она пояснила причину этих слез: сначала ей пришло письмо из Неаполя, в котором муж сообщал, что он жив и что все у него хорошо. А на другой день пришло извещение из Парижа о том, что ее муж, Антуан Фонтанэ, пропал без вести в Неаполе, и она растерялась: какому сообщению надо верить? Она верила больше то одному сообщению, то другому и, не придя к одному выводу, стала плакать. И плакала так до сегодняшнего дня.