Он снял обе перчатки и продемонстрировал кисти, покрытые обильной красной сыпью. А потом добавил совсем потерянно:
— Такая же имеется еще в некоторых местах…
— Ужас! — сказала Элизабет, брезгливо исказив лицо. Потом спохватилась и стала рекомендовать Антону известных ей врачей, имена и адреса которых он прилежно записал. Но вот настал черед подслащенной пилюли и он сказал:
— Я решил принести деньги за месяц сотрудничества неделей раньше. А еще мсье Трейяр обещал выдать Вам премию — правда, лишь в том случае, если лорд Лэнсдаун организует в Палате лордов ратификацию договора о мире.
— А велика ли будет эта премия? — оживилась миссис Кортни.
— Думаю, не меньше ста фунтов, — заверил Антон. — А пока вот Вам тридцать.
Он положил рукой в лайковой перчатке конверт с деньгами на стол и сказал:
— На этом я хочу откланяться.
— Но как же обед? — через силу спросила Элизабет.
— Я теперь предпочитаю обедать один, — грустно закруглил беседу бывший любовник миссис Кортни.
У себя в комнате он развел в холодной воде яблочный уксус и стал смачивать кожу на кистях. В скором времени все болевые ощущения у него прошли, а к вечеру должна будет исчезнуть и сыпь. Вдруг в дверь постучали, и посольский охранник сообщил, что в холле мсье Фонтанэ ожидает хорошенькая мадмуазель. Антон резко прихорошился перед зеркалом и поспешил к визитерше, которой, как он и предположил, оказалась Фрэнсис Кортни.
— Что с Вами приключилось, мсье Фонтанэ? — спросила она обеспокоенно. — Мне маман наговорила каких-то ужасов и запретила отныне с Вами видеться…
— Отчего же Вы нарушили ее запрет, мисс Кортни?
— Оттого, что я уже не маленькая девочка и сама могу выбирать себе френдов.
— И выбрали меня?
— Да, — коротко сказала Фрэнсис, краснея, но глядя прямо в глаза своему избраннику.
— То есть мои красные руки Вас не пугают? — спросил Антон и показал ей свои кисти.
— Руки как руки, — с недоумением сказала Фрэнсис. — Хоть и с какими-то красными точками. Отчего это?
— Я специально ошпарил их крапивой, — сказал Антон, широко улыбаясь.
— Зачем??
— Чтобы иметь возможность смело смотреть Вам в глаза…
— Что?
— С первой нашей встречи я оказался пленен Вами, Фрэнсис. С того момента все, что я делал, было подчинено одному желанию: понравиться Вам! И, конечно, оградить Вас от всех невзгод. Вчера ночью я подбросил в спальню Вернону голову козла с угрожающим письмом и, надеюсь, он сбежит через день-два из Лондона. Сегодня я убедил миссис Кортни в том, что у меня развивается экзема, и она поняла, что второго мсье де Флери из меня не получится. Отныне в ее присутствии я буду носить лайковые перчатки и прошу Вас не препятствовать этой фантасмогории. Подурачим ее вместе, хорошо?
— Не хорошо, Антуан, но недоумевать я не буду. Но станете ли Вы меня по-прежнему сопровождать при отсутствии опасности со стороны Вернона?
— Стану даже с риском надоесть. Вот только как обойти запрет Вашей матери?
— Я опять пожалуюсь ей на Вернона, только и всего. И уверю ее, что иного защитника кроме Вас себе не желаю.
— Благодарю, мисс Кортни. Когда и куда состоится наша новая поездка?
— Вероятно, в субботу, в театр Ковент-Гарден. Мама ведь обещала достать два билета на «Свадьбу Фигаро»…
Глава пятьдесят вторая. Два таких разных вечера
Вечером за табльдотом между членами французской делегации разгорелась яростная дискуссия: одни стояли за оставление Фландрии в составе Франции («Зря мы что ли ее завоевывали?!»), другие были не прочь передать ее недавно образованной Батавии («Все равно Батавия пляшет под нашу дудку!»). Вникнув в суть спора, Антон узнал, что британская делегация желает полной независимости Фландрии и стоит на этой позиции твердо.
После ужина он подошел к мсье Трейяру и попросил о приватной беседе. Старый дипломат открыл дверь в свой кабинет и пригласил туда мсье шпиона.
— Я внимательно выслушал мнения делегатов по поводу Фландрии и должен информировать Вас, мсье Трейяр, что при дворе короля Георга, в правительстве и в обеих палатах парламента резко доминирует мнение об отделении Фландрии от Франции.
— Это нам хорошо известно, — устало махнул рукой Трейяр. — Но Директория и Талейран настаивают на объединении Фландрии с Францией, апеллируя ко временам Хлодвига, Карла Смелого, Карла Великого и даже к Римской империи, когда в Галлию входила провинция Белгика. Как угодить тем и другим я не знаю.
— Мне кажется, я придумал разумный компромисс, — сказал Антон кротко.