Разглагольствовал он вслух, поскольку охранников поблизости не было. Либо они отличались стопроцентной глухотой, что для охранника является довольно серьезным препятствием при трудоустройстве. Заключалась же его проверка в том, что Шус в течение довольно долгого времени поносил всех родственников вышеозначенных охранников до десятого колена. Причем половина выражений, им произнесенных, была бы им непонятна, поскольку была основана на специфике разведения бараномамонтов, что было вдвойне обидно. Однако после того, как Шус выдохся, никто не пришел его избивать, что было верным свидетельском того, что его никто не слышит. Потому что после такого не только бандит, но и простой благовоспитанный гражданин пойдет мстить обидчику.
Установив это, Шус еще раза два попытался поколдовать, надеясь, что ошейник рассчитан на определенное количество включений, или что он сломается. Возможно, так оно и было, но двух раз было явно недостаточно, но на большее количество попыток Шуса не хватило. Затем он попытался освободить руки, в чем тоже не преуспел.
С тех же пор до настоящего монолога прошло несколько, довольно много, часов. Он как раз задался вопросом, сколько же прошло времени, и в этот самый момент ему показалось, что он слышит шаги. Эти шаги как раз были ответом на его вопрос. Ведь Холдар обещал прийти в полночь. По крайней мере, так Шусу казалось.
Шаги приблизились. Затихли. Раздался скрип поворачивающегося ключа. Дверь распахнулась.
Шус уже было приготовился начать возмущаться, почему так долго, однако силуэт, стоявший в дверях, не был похож на силуэт Холдара. Более того, Шус сразу же узнал этот силуэт. Он был последним, что Шус видел перед тем, как оказался здесь.
— Ты что, не только колдовством промышляешь, но еще и конвоированием на допрос?
— Вставай, — не отвечая на его слова, произнес заморский волшебник, — можещ сейчась сражаться?
— А-а…?
— А вижю, что не можешь, так что пошли, я пришел, чтобы спасти тебя.
— Зачем? — не понял Шус, однако после непродолжительного размышления до него дошло, — а-а! Значит тебя послал Холдар. Он нас где-то ждет. То-то ты не похож на бандита.
— Не знаю никякого Холдяра.
— Тогда зачем ты меня спасаешь?
— Чтобы выяснить, кто из няс двоих сирьнее, разуметься, — ответил как что-то само собой разумеющееся иностранец, — мы ведь не разрешили этот вопрос.
— То есть ты спасаешь меня, чтобы убить?
— Нет, я не буду подле убиваться тебя. Все решит честный поядинок.
— Тогда я не пойду. Лучше посижу здесь, мне моя шкура дороже, — решительно заявил Шус. В доказательство твердости своих намерений, он попытался сложить руки на груди, что, впрочем, ему не удалось из-за того, что руки до сих пор были связанны.
— Ты подрец и низкий трусь!
— А еще сын скотника, — добил его Шус.
— Происхождение нитего не значить. Дух синоби живет в сердце каждого из нас, — величественно произнес спаситель Шуса. Последний же ничего не поняв, скорчил соответствующую мину, однако не прокомментировал, решив, что от этого будет только хуже.
Молчание затянулось. Наконец Шус, понял, что у иностранца что-то заклинило и сказал:
— Если уж ты хочешь меня спасти, может, хотя бы развяжешь для начала?
Бандитский маг, сощурив свои и так не в меру узкие глаза, посмотрел на него с выражением, находящимся где-то посредине между жалостью к больному и отвращением перед слабоумным и едва заметно вздохнул.
Тут Шус заметил тень, проскользнувшую за спиной спасителя.
Затем произошло что-то, что Шус не успел ни осознать, ни разглядеть. В следующую секунду у ног Шуса обнаружилась кочерга, на полу лежал Холдар, к горлу которого был прижат нож необычной формы, а иностранный маг держал в руках этот самый нож, в то время как кончики пальцев его второй руки светились фиолетовым, но этот фиолетовый был несколько светлее давешнего фиолетово шара.
Шус почти сразу сообразил, что вряд ли прикосновение этих пальцев благотворно повиляет на здоровье Холдара. Он даже успел выкрикнуть: «стой, он…», но было уже поздно. Холдар обмяк, а его открытые глаза закатились, оставив видимыми одни белки.
— Ты убил его?! Но он же друг, — едва сдерживая крик, сказал Шус.
— Нет, — ледяным тоном ответил волшебник, — я торько усыпирь его. Хотя он перьвый напарь. Вставяй, пока сюда не пришер еще кто-нибудь.
— Может, все же развяжешь меня?
— Так ты до сих пор не освободирься?
— А как я должен это, по-твоему, сделать?! Я же даже колдовать не могу.
На этот раз собеседник Шуса даже не одарил его взглядом. Он кинул свой нож в Шуса, точнее, как оказалось, не в него, а рядом с ним, вогнав его при этом примерно на треть в щель между камнями, что было поразительно, учитывая что этот нож был не плоский, а больше смахивал на четырехскатную пирамиду. Шус, понявший, что другой помощи не дождется, попытался вытащить нож, что оказалось выше его сил. Тогда он просто перерезал об него веревки.
Наконец, когда он смог твердо стоять на ногах, бандит, уже выдернувший свой нож с такой же легкостью, как и вогнал его, с едва сквозящим, но четко ощутимым нетерпением, произнес «пошли». Однако Шус возразил, что не может идти без Холдара, потому как обещал вытащить его. Иностранец на это лишь пожал плечами, мол выкручивайся, как знаешь. У Шуса не оставалось иного выбора, кроме как взгромоздить тушу Холдара на свою спину и тащить. Хотя ноги Холдара все равно волочились по полу.
Выход наружу прошел без всяких проблем. Создавалось такое ощущение, что весь бандитский притон вымер.
Квартал, по которому они шли, не оставлял у него никаких иллюзий насчет того, где именно он провел прошедшие сутки. Он даже не подозревал, что в Лендале где-то есть такие темные и грязные улочки, которые даже не освещали фонари.
После того как они прошли несколько кварталов, Шус спросил:
— Прости, но как мне к тебе обращаться? Знаешь, удары дубинками по голове не способствуют запоминанию имен.
— Ямамото Рокуро.
Шус жалобно посмотрел на иностранца:
— А покороче как-нибудь нельзя? Может Яма или Року?
— Ямамото — это фамирия. Так что, если тебе сложно запомнить, просто Ямамото.
Шус не стал говорить о том, что если убрать одно непонятное слово, второе не становится легче. Вместо этого он поинтересовался.
— И куда же ты теперь?
— К тебе, разумеется, — ответил Ямамото.
— А-а…ко мне?
— Ну да. Надо же мне где-то ждать, пока ты восстановишь сиры, а кроме тябя в этом городе у меня знакомых нету, за искрючением драконов. К тому же, ты ведь студент?
— Да… — ничего не понимая ответил Шус.
— Отрично. Значит, ты живешь на территории вашего манастыря. А туда даже драконы не сунутся.
— Монастыря?
— Ну вон то! — Ямамото махнул в сторону башен университета, — вы его называете университетом.
— А почему ты его называешь монастырем? Я думал, что в монастырях постятся и ничего не делают…
— Не знаю, как там в ваших монастырях, но в наших учатся.
— Постой, Яма…мо. Ты хочешь пойти ко мне домой и ждать там, пока я буду готов подраться с тобой?
— Да.
— Какого черта! Ты что — больной? Во имя всех богов, почему я должен пускать к себе того, кто собирается меня побить?
— Но ведь синоби доржны помогать друг другу.
— Никакой я ни чертов синоби, я…
— Но мне правда некуда идти. И еще. Видишь эту татуировку? — не дав Шусу сказать, что он ничего не видит, Рокуро оголил руку до локтя. На ней красовалась змея с драконьей головой и маленькими крылышками, — такая же есть у твоего друга. Она не торько помогает отричать чренов организации. Она еще помогает их отсреживать.
— Отслеживать? То есть ты хочешь, чтобы я привел к себе домой тебя, человека который собирается меня убить, а заодно с ним еще и всех бандитов Лендала?
— В том-то и деро, что в монастырь они не пойдут. Там я смогу заняться ее сведением у себя и твоего друга. И твоим ошейником. Никто другой не сможет этого сдерать.