Фамбер пропустил мимо ушей последнее высказывание гвардейца, хотя в других обстоятельствах он бы не упустил возможности сказать пару ласковых слов о самом Дул-Дул-Еле, тайной гвардии халифа Келхарского халифата, да и вообще обо всем халифате, и заметить при этом, что Лендал — республика и в ней испокон веков не было никаких монархов, которых бальзамируют в храмах, чтобы с ними успели попрощаться многочисленные родственники и прочие поданные, Вместо этого он воскликнул:
— Во имя всех богов, это крайне интересно, Еле. Так ты говоришь Тайный ход в сокровищницу идет прямиком из личных покоев халифа?
— Да, он шел из его спальни, — подтвердил Рузхард-Хаар, порядком обрадовавшийся, что посол не заметил столь неуважительного упоминания о населении его родины.
Гвардеец просто не подобрал никакого иного слова, которое объединяло бы население стран, располагающихся к северу и западу от халифата. Надо заметить, что о жителях других сторон света келхарцы отзывались не лучше, называя их южными и восточными варварами в соответствии с тем, на юге или же на востоке они жили.
— Шел, а теперь его нет? — не унимался волшебник.
— Полагаю, что так, — подтвердил гвардеец. — Во всяком случае, со времен Хул-Дул-Гур-Бур-Фура IV о проходе никто ничего не слышал, а прошло с тех пор уже больше сорока лет. Должно быть, проход давно обвалился. Но вернемся в 753 год, время царствования мудрейшего из мудрых Хул-Дул-Гур-Бур-Фура I, пусть дождь вечно льется на его голову в доме лесных братьев…
Примерно в том же духе прошел остаток дня. Шус то приходил в себя, то вновь проваливался в пучины сна. Мерный голос Еле, рассказывавшего о старых временах и древних правителях и визирях, действовал на Шуса не хуже рассказов учителя о магических интегралах и математических пентограммах. Как потом припоминал Шус, они даже останавливались пару раз. То ли для более тщательного осмотра памятников культурного наследия, то ли для трапезы, то ли для того и другого. Шус не был уверен. Во всяком случае, все это было окутано дремотной дымкой и таким бы и осталось, если бы не одно событие. Его можно охарактеризовать одним, не самым простым и далеко не самым употребляемым, зато крайне емким словом. Мамонтокатастрофа.
Уже на исходе дня, когда Эридана уже скрылась за дворцовой стеной, но все еще подсвечивала своими лучами золоченные купола дворца, в то время как Просима лишь карабкалась к своему зениту, готовясь одеть ночь в багрянец, в нескольких десятках метрах впереди из-за поворота вывернул другой бритый мамонт, если же быть еще точнее, то этот мамонт был самкой. Именно в этом и заключался весь трагизм ситуации, да еще в том, что мамонтов в халифате не кастрировали, не столько из-за милосердия и мамонтолюбия, сколько по причине дороговизны доставки этих довольно редких в южных широта животных с крайнего севера. Да еще в том, что из-за перемены климата и широты, биологические часы мамонта вконец сбились и взбесились. Короче говоря, мамонт при виде молодой самочки и не подумал дожидаться удобной оказии и уж точно не собирался покупать цветы с коробкой конфет или хотя бы спрашивать о желаниях предмета своей страсти. Вместо этого он, развив приличную скорость, устремился к ней, оглашая округу трубным ревом. Остановить же мамонта не смогли не только крики Углугха, сопровождаемые ударами его пяткок по ушам мамонта, но у удары его увесистой дубинки.
Что же касается самочки, то, как оказалось, она не возражала. Нельзя сказать, что она остановилась или ответила на крики вожделения, наоборот, она даже несколько ускорилась, но при этом она даже и не пыталась убежать от преследователя. Когда же мамонт Лендальского посла наконец нагнал предмет своего обожения, он, не долго думая, поднялся на задние ноги для того, чтобы закинуть свое немаленькое тело на спину своей возлюбленной, не на секунду не задумываясь о тех, кто же на этой самой спине находится. А надо сказать, что на спине располагалась корзина с парой скамеечек, вроде той, что была и на спине мамонта-самца.
Кто именно находился в корзине на спине мамонта-самки никто из находившихся в корзине мамонта-самца понять не смог. Тем более, что времени на разглядывание у них было не так уж много. Лишь Втри показалось, что господин, сам смахивающий на мамонта не столько видом, сколько весом, ей смутно знаком. Да и приглушенные тушей мамонта ругательства, как показалось Втри, она где-то уже слышала. Впрочем, поручиться за это она не могла. Тем более, что если еще могла согласиться с тем, что она «Кол-хогр Суль-акгорра», то уж не в коем разе не считала себя «Шургака», поэтому предпочла считать, что все это относится не к ней.
Шус все это время спал, что было довольно-таки затруднительно, при том, что то, что считалось плоскостью в этом хитроумном средстве передвижения, накренилось по отношению к поверхности земли градусов на сорок. Его не разбудил даже победоносный вой мамонта.
Когда управление все-таки вернулось в руки гоблина, тот предпочел не извиняясь и не осведомляясь о здоровье пострадавшей стороны удалиться как можно дальше. Это решение молчаливо подержали все находившиеся на том же мамонте, что и он.
Следующим утром в руки посла легла очередная записка от Холдара. Если быть точнее, это было двумя записками, да и не такими уж короткими, даже при том, что почерк Холдара был на редкость аккуратным и убористым.
Первая записка гласила.
«Фамб, боюсь, мои слова тебя на обрадуют.
Как я слышал, к тебе собираются приставить шпиона. Насколько я понял — в противовес Еле, которого считают моим любимчиком. А во дворце есть люди, которые считают, что мое слишком близкое общение с халифом плохо сказывается на государственных делах. Более того, как я слышал, этот шпион будет не профессионалом, а Фур-Дур-Кафом. Видно они решили, что то, что ты его уже знаешь, сделает его менее подозрительным. А столь внезапный взлет сделает его преданным доносчиком».
«Во имя всех темных богов, ты и в правду по уши в дворцовых интригах, Холдар, — подумал Фамбер. — А главное, у тебя такие хорошие информаторы!».
Волшебник неторопливо развернул вторую записку. Нельзя сказать, что он ожидал от нее многого. Если бы ему было чем заняться, он сунул бы ее в один из многочисленных внутренних карманов до лучших времен.
«Спешу обрадовать тебя Фамб. Время аудиенции в результате некоторых обстоятельств решительно изменились.
Скажи, ты ведь специально вселил в… кхм… мозг мамонта эту воистину божественную страсть? Даже если и нет, то теперь у тебя появился могущественный враг. Вагрох 16 армии центрального региона Келхарского халифата, Казан-Зерд-Вагр. Именно он пал невольной жертвой твоей ворожбы, Тюр-Тюр».
Волшебник уже смял листок, приготовившись его сжечь, но любопытство оказалось сильнее давних обид, к которым Фамбер привык уже много лет назад и злился он скорее по привычке.
«Вес Вароха и подкожный жир спасли его от серьезных травм, так что, кроме его достоинства, пострадала лишь его голова, да и то не сильно. Впрочем, следующие несколько дней он проведет в постели. Но он клянется всеми богами и осадками, что падут на голову его предков и потомков до девятого поколения, в каждую из сторон, что сотрет тебя в порошок, как только поправится, а кроме тебя еще и какую-то «проклятую ведьму, шл… впрочем, ладно. Всем известно, что Вагрох — человек решительный, а кроме должности, в сущности не столь высокой, он обладает древним именем и кучей родственников, так что, чтобы не допустить скандала, от тебя решили избавиться как можно скорее. А если точнее, за ближайшие пять дней, именно столько прописали Казану лежать в постели. Конечно, если понадобится, ему продлят этот строк и еще дольше, но Дулли не хочет до этого доводить».