— Что случилось?
— Ничего серьезного, капрал, ничего… только… кое-что придавило мне ногу.
— Болит? Сломана?
Ее поймала врасплох настоящая забота в его голосе.
— Да. Не знаю. Наверное.
— Сестра, не… не двигайтесь. Зараза, что же могло вас придавить?
Она прикрыла глаза. «Господи, дай мне силы. Я здесь — чтобы нести утешение». Она попыталась вспомнить, как выглядела комната.
— Такой металлический шкаф, капрал. Большой и тяжелый.
— Если бы я только не был привязан… Зараза, если тот шкаф упал, влепили в нас сильнее, чем я думал…. Они могут… и не добраться до нас достаточно быстро…
— Не говорите так много, капрал. Это может вам повредить.
— Проклятая пыль. — Он откашлялся и сплюнул мокротой. — Она на мне как будто везде. Хорошо хоть, что бункер выдержал.
— Да. Не говорите, капрал. Берегите силы.
На несколько минут воцарилась тишина.
— Сестра… — Дыхание капрала снова стало тяжелым. — Кажется, я ранен… чувствую… кровь на губах… на лице… вы меня видите?
— Здесь темно, капрал.
Отдаленный грохот ворвался внутрь.
— Слы… слышите, сестра? Наши лупят. Артиллерия. Или бомбардировщики… Но далеко. Наверняка сейчас… открывают бункер…
— Откуда знаете, что — сейчас?
Он засмеялся тихо и радостно.
— Гражданские… Ведь магхосты прошли, верно? А слышно только артиллерию, не наших на линии. А значит, калехи не добрались сюда, иначе бункер бы сотрясался уже от шума. Знаете… знаете, сестра, как рычит тридцатипятка?
«Да, — мелькнуло у нее в голове. — Знаю».
— На… наверняка как раз все проснулись, сержант уже осматривается и ругается. Он все… всегда просыпается первый… — Капрал снова закашлялся. — И лучше не обосраться, когда просыпаешься. Э-э-э… простите, сестра.
— Не за что, капрал.
— Не… не за это… я… когда мне сказали… получишь монашку… не забираем тебя в тыл, но просим о монашке — и будете вместе молиться. — Он засмеялся, несколько истерично. — Я был уверен, что мне конец. Но… я жив, выдержал волну… Если ты пережил волну, то ты пережил все… так говорят…
Она улыбнулась в темноту.
— Может, только из-за того, капрал, что нечто ударило в бункер и мы потеряли сознание.
Еще одна молния залила все сиянием, а потом — три следующих. Они дали ей достаточно времени, чтобы хорошенько осмотреться. Разбитые стены, машина, уничтоженное оборудование, бетонный блок, придавливающий ее к бетону.
Капрал…
Серия далеких грохотаний наполнила внутренности бункера глухим гудением.
— Слы… слышите, сестра? Вот насыпают, — он захрипел мокро. — Тьфу… Чувствую кровь даже в горле. Когда… если бы я не был… привязан…
Он замолк на некоторое время.
— Свет, нам нужен свет.
— С этим могут быть проблемы, капрал.
— Знаю… знаю…
— Пожалуйста, помолчите, капрал. Берегите силы. Это приказ.
Он вдруг коротко рассмеялся.
— Я не принимаю приказов… от… гребаных пингвинов.
Она невольно и сама улыбнулась во тьму. Солдатское чувство юмора. Но он послушался. Через некоторое время его хриплое дыхание выровнялось, притихло. Новак заснул. Или потерял сознание. Так лучше. Лучше сидеть тихо, не разговаривать и не кашлять, не подавать и знака жизни.
И, Господи помилуй, не отсвечивать.
«Может… Может, нас и не найдут».
Он полз сквозь ад на четвереньках, словно пес. Его странные ладони проваливались в землю, обрастали грязью и черной жижей. Он не чувствовал никаких запахов, это было первое, что он понял, придя в себя. Также не ощущал никакого вкуса, но ведь рот у него должен быть — он же кричал. Едва лишь вернулось к нему сознание и он увидел, что ад поглотил его, он издал дикий, протяжный вопль. Звук привлек некую тварь, чудовище подкатилось и попыталось нанизать его на одну из своих длинных пик. Он поймал оружие, вырвал и ткнул им в клубок тьмы, который был сердцевиною демона. Тварь затряслась и распалась на куски, а он швырнул пику наземь и пал на колени.
Неужели он подвел? Быть может, он слишком оттягивал нападение на Зверя и в наказание оказался низвергнутым на самое дно ада, где не имеющие даже имен демоны бесконечно сражаются, охотятся и пожирают друг друга? Был ли он приговорен к вечному проклятию? Это несправедливо! Если бы только он чем-то провинился! Если бы почувствовал страх перед Зверем или усомнился бы… Но нет, он прекрасно помнил: враг пробуждал в нем уважение, но он готов был встать на битву с ним без страха в сердце.
Почему же он сюда попал? Отчего у него на глазах суккубы и прочее чертово семя превратились в исключительных монстров, а его оруженосцы и кнехты сделались железными големами, у которых вместо лица маски с едва намеченными отверстиями для глаз и рта?