Цюрих, расположенный на берегу Цюрихского озера, при выходе из него реки Лиммат, раскинулся на двух ее берегах и понравился мне с первого взгляда. Очаровательный, древний город, на каждом углу которого высились старинные здания. Вдоль причалов стояли разноцветные яхты и лодки, а несколько домов построены в стиле барокко. Узкие, холмистые улочки ведут тебя в ту или иную сторону, и каждый раз ты оказываешься в новом, чудесном месте, будь это площадь, какой-нибудь ресторанчик или магазин, музей или парк, памятник или фонтан.
Над исторической частью города возвышаются романо-готические соборы Гроссмюнстер, Фраумюнстер и церковь святого Петра с высокой, квадратной башней и огромными часами.
И еще здесь сразу чувствовался запах денег и власти. Это странное, интуитивное ощущение, которое с первых минут мы с крестным уловили.
Европейская пресса активно освещала наш процесс. Во-первых, имя Поттера не сильно, но все же известно на континенте, а во-вторых, всем было любопытно посмотреть на первый за многие годы прецедент, при котором британские маги усомнились в компетентности собственного суда и решились отстаивать свои права в Европе.
Ну, и естественно, что и самого Дамблдора маги Европы знали. Все же, как ни крути, победив Гриндевальда, он вписал себя в историю.
Заседание заняло несколько дней и было серьезным и основательным, ничем не напоминая тот балаган, что устроил Дамблдор в Визенгамоте.
Я слил в Омут Памяти несколько воспоминаний, и судьи увидели, что детство у Поттера было безрадостным. И придирки, и проживание в чулане, и чужая, не по размеру одежда, и недоедание, и те или иные трудности. Естественно, я старался сгустить краски и отыскать действительно вопиющие воспоминания в памяти Поттера. Правда, все это произошло в основном до того момента, как я занял его место. Вот только кого это волновало?
Потом суд посмотрел на многочисленные нападения дементоров и другие случаи, при которых Дамблдор никак не отреагировал на опасность, которой подвергся его подопечный, не принял никаких мер и даже, по большому счету, не интересовался его физическим, интеллектуальным и психологическим состоянием. И везде проходила идея, что Дамблдор никогда и никоим образом не пытался поменять жизнь своего подопечного к лучшему.
— Так зачем Гарри Поттеру такой опекун, который имеет кучу должностей и гору связанных с этим дел и банально не имеет времени для осуществления своих обязанностей? — спрашивал у суда Дюпре, театрально разводя руки. — Поэтому вы, профессор, даже должны быть нам благодарны за то, что мы стараемся снять с ваших плеч еще и этот груз ответственности.
Дамблдор лишь кивнул на данный выпад, прекрасно понимая все то, что осталось между слов. Он расположился на скамье с другой стороны центрального прохода в судебном зале и отказавшись от услуг адвоката, сам защищал собственные интересы.
Позади нас сидели несколько зрителей, корреспондентов, которые не пропускали ни единого слова, фотографы и даже один художник, делавший быстрые зарисовки.
Судьи, в количестве трех человек, расположились на небольшой трибуне у дальней стены. Слева от них находился секретарь, а за еще одним столиком помощник, который мог при команде судьи поднять те или иные документы, обратиться к прошлым случаям, если бы кто-то из нас начал в качестве доказательства своей правоты использовать исторические прецеденты.
Председательствовал на суде лорд Мартин Роджер Майер — высохший, седой старик с орлиным носом и пронзительными, как рентген, глазами. Теплоты в его взгляде я так и не заметил, он казался суровым и мрачным, как поросший мхом булыжник, но зато, как оказалось, он был беспристрастен и честен.
Дамблдор ссылался на защиту, которую мне дает дом Дурсли. В ответ адвокат продемонстрировал суду заключения уважаемых магов, которые весьма критично относились к уровню магической защиты этого дома. Возникли вполне обоснованные вопросы — мои родители погибли в Годриковой впадине и защита, если они ее и дали, распространяется именно на тот дом Поттеров. А если защита не на доме, а на мне, то мне все равно где жить — защита-то никуда не исчезает.
Тем более, особняк Блэков в Лондоне по всем статьям бил домик Дурсли. Тут и комфорта больше, а уж про остальное и говорить не приходится.
— Действительно, дом Дурсли имеет защиту Фиделиус. В некотором роде, — кашлянул Дюпре. — Старинный особняк Блэков в Лондоне также имеет такую защиту, и могу смело утверждать, она значительно эффективней. Вот, прошу суд ознакомиться с соответствующими документами.
Кроме прочего Дюпре сумел поднять документы, согласно которым Дамблдор сам себя объявил опекуном годовалого Поттера, хотя никакого родственного отношения к нему не имел. Более того, он проигнорировал ряд аналогичных пожеланий от моих дальних родственников из различных семей.
И на этом контрасте адвокат выдвигал вперед фигуру Блэка, как нового опекуна, у которого есть и средства, и время, и присутствует желание действительно помогать своему крестнику, и который с недавних пор полностью оправдан.
Дамблдор защищал свои права умело и спокойно, но дело в том, что того авторитета, что он имел дома, здесь у него не было. И взрослые, самостоятельные маги-судьи явно не горели желанием верить ему на слово и с восхищенным видом ловить каждое его слово.
Тем более, вся его защита оказалась построена на общих, пусть и красивых словах и фразах, а Дюпре знакомил суд с конкретными фактами и предоставлял ясные, точные документы.
Да и что мог Дамблдор по сути предоставить беспристрастному суду? Ни-че-го!
27 июля суд наконец-то разобрался во всех хитросплетениях и вынес свой вердикт — с этого дня права на опеку Гарри Поттера передаются его магическому крестному Сириусу Блэку.
Дамблдор выглядел недовольным — еще бы, такая пощечина. Впрочем, ни ко мне, ни к Сириусу он так и не подошел, и ничего не сказал, даже не укорил по-стариковски. Он просто выслушал решение суда и не попрощавшись, по-английски, покинул зал.
А вот мы с Сириусом эмоций не скрывали и на радостях даже обнялись. Дюпре подошел и пожал нам руки. Выглядел он также довольным — выигранное в ММС дело добавило ему нехилый авторитет. Юридические услуги Дюпре стоили недешево, можно сказать весьма недешево, но, как показала жизнь, они окупали каждый потраченный на них кнат!
Адвокат сразу отправился домой, а мы с Бродягой остаток дня и вечера бродили по Цюриху, в основном по красивым улицам Банхофштрассе и Нидердорфштрассе, где в изобилии имелись ресторанчики и магазинчики. Мы и в знаменитый Цюрихский оперный театр заглянули, чья слава и аристократический дух известны далеко за пределами Швейцарии.
Фасад этого здания богато декорирован серым и белым камнем в стиле неоклассики, а в фойе на посетителей величественно смотрят бюсты Моцарта, Вагнера, Гете и Шекспира.
Нам повезло попасть на оперу «Турандот». Турандот — имя девушки, принцессы и дочери императора, которую выдают замуж. Она испытывает женихов и задает им загадки. Вот такое начало этой истории. Мне она понравилась.
— Я здесь уже был, — сообщил между делом Сириус, осматривая великолепный зал и тяжелый, величественный занавес, закрывающий сцену.
— Серьезно?
— Ага. Аккурат летом, перед поступлением в Хог мы путешествовали по Европе, заглянули в Швейцарию и сюда меня родители затащили. Театралы… Браво… Бис… — он хохотнул.
В июле и августе в Цюрихе наплыв туристов, и мы с Сириусом постоянно находились среди веселой, смеющейся толпы. И конечно, не обошлось без покупок — теперь Сириус разблокирует мой сейф, так что я могу себе ни в чем не отказывать.
Я купил несколько хороших часов, гору шоколада и знаменитые швейцарские ножики, а также различные вещи и сувениры. Мне, по большому счету, не так уж много всего и надо, но у меня есть верные друзья, и теперь я могу их порадовать действительно необычными вещами.
Мы вернулись в старую, добрую Англию. Я подарил всем Дурсли швейцарские подарки, рассказал, как все прошло, и какой у меня новый статус, поблагодарил за все, что они для меня сделали, переночевал и на следующий день отправился в Лондон, на Гриммо-12.