— Какой же Вы все‑таки пессимист, — улыбнулся Гарри.
— Да, в День победы можно быть и полегкомысленней.
— Первым делом надо опровергнуть ложь, — вставил честный Гарри Поттер. — Я не побеждал Волдеморта. Это сделал Роберт, и я готов в суде засвидетельствовать…
Роберт застонал.
— Это для Вас война кончилась, а я еще на тайной службе. У нас праздников и выходных не бывает. Если мои дорогие бывшие товарищи по партии прознают, что я их надувал, они будут… очень опечалены. Даже удручены. А мне еще жить хочется, и за маму я хочу быть спокоен…
— Роберт, мы найдем способ вас защитить, — сказал Гарри.
— Спасибо, я привык защищать себя сам.
— И в этом Вам нет равных! — воскликнул Гарри.
— Речи быть не может, чтобы меня «раскрыть». Я не для того зарабатывал себе репутацию столько месяцев, чтобы… Правда, господин министр?
— Но Вашу «репутацию» все равно придется очернить, — удивился Гарри. — то есть, обелить. Как вы объясните, что Вас не арестовали вместе со всеми? Что Вас отпустили и не предъявили обвинений?
— Темный лорд, когда взял меня на службу, радовался, что на меня имеет виды Министерство, — безмятежно сказал Бобби. — У него как раз в то время «засветился» прежний министерский агент, буквально за день до меня, такая незадача… Он тут же приказал мне помириться с министром и предложить свои услуги аврорату. Классический двойной агент. Я всё делал по приказу моего Повелителя.
— И не забудьте скидку на искреннее раскаяние и Ваш юный возраст, — усмехнулся Кингсли.
Гарри покачал головой:
— Роберт, вы не знаете, от чего отказываетесь! Вы не представляете, какая слава обрушится на Вас как на Победителя Волдеморта. У Вас будет новая жизнь, любовь, популярность… и Вы отказываетесь от нее ради каких‑то шпионских замыслов? Это такие мелочи…
— Слава, популярность и любовь — это точно не мой случай, — хмыкнул Бобби. — Славу оставьте себе, а я буду тихо продолжать ловить шпионов.
— Роберт, мне чужая слава не нужна, — резко возразил Гарри.
— Зачем чужая? Вы же у нас Избранный. Надежда нации. Вам своей славы вполне достаточно.
Гермиона задумчиво сказала:
— Как всё‑таки странно получилось… Я верила, что мы победим, но… не ожидала, что всё случится именно так…
— Вот и верь после этого пророчествам, — криво усмехнулся Бобби. — Всё‑таки, прорицания — это лженаука. Никогда не надо быть суеверным.
Министр в течение последнего диалога молча переглядывался с портретом Эдварда Эверарда. Наконец, он отвернулся и словно принял решение.
Министр встал.
— Я мог бы не говорить Вам… Но я решил сказать всю правду, Роберт. Гарри, простите… Гермиона, слушайте, это очень важно… Роберт, Вы действительно не знаете, от чего отказываетесь.
Избранный — не Гарри Поттер. Избранный — Вы.
С самого начала это было пророчество о Вас, Роберт — разве вас не смущало, что его получил именно Ваш отец? И оно исполнилось.
Пророчества, как бы я ни был внутри согласен с Вами, — не лженаука и не шарлатанство. Пророчество Сивиллы Трелони было подлинным с первого до последнего слова, и оно сбылось.
Гермиона тихо ахнула.
— Я даже не знаю это чертово пророчество до конца, — упрямо сказал Бобби.
Министр вздохнул.
— Гарри, Вы знаете? Я думаю, можно наконец огласить его.
Гарри медленно продекламировал:
— «Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда… рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца… и Тёмный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы… И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой… тот, кто достаточно могуществен, чтобы победить Тёмного Лорда, родится на исходе седьмого месяца…»
— И это про меня? Ваше пророчество прозвучало сорок лет назад, — сказал Бобби.
— А разве в нем указан год? Только день и месяц.
— Это правда. Пророки часто предсказывают события, которые произойдут много лет спустя, — молвил со стены портрет Эверарда. — Знаменитые пророки вроде Нострадамуса предсказывали события, которые произойдут триста лет спустя! В вашем пророчестве написано: «грядет» — то есть случится, в будущем, но когда?
— А Дамблдор, Темный лорд и Лестренжи считали иначе, — возразила Гермиона.
Министр снова посмотрел на портрет, повторил свой мысленный диалог и мрачно сказал:
— Я не хотел рассказывать об этом… Именно Альбус Дамблдор обратил мое внимание на то, что Роберт подходит под пророчество Сивиллы Трелони.
Слова министра встретили ошеломленным молчанием.
— Когда‑то я очень доверял Альбусу Дамблдору… До той минуты, как ко мне явился Северус Снейп со своими воспоминаниями, — продолжил министр. — С тех пор я отношусь к планам Дамблдора с большим предубеждением. Альбус Дамблдор первый указал, что свое пророчество Сивилла высказала Северусу Снейпу, а не Джеймсу Поттеру и не Фрэнку Лонгботтому.