В этом поразительном мире между ними не существовало никаких препятствий и упреков. Его губы завладели ее ртом. Она стремилась к этому всем сердцем, готовая упасть с ним прямо на опавшие листья и отдать все, что у нее есть.
Дэвид тоже этого хотел. Но за годы их разлуки и под влиянием мудрости его прадеда он научился сдержанности. Кроме своей любви и защиты, он мечтал предложить ей честь и уважение.
Проще говоря, он хотел, чтобы она стала его женой. Чтобы родила ему детей. Хотел одновременно и страсти, и обыденности. Возможности встретить старость самым близким ее другом, мужем, которого бы она любила.
— Будь моей женой, — попросил он. — Ты единственная женщина, которой когда-либо принадлежало мое сердце.
Это было именно то, о чем она втайне мечтала с того самого момента, как впервые увидела Дэвида далеким летом, приехав домой после второго курса юридического факультета и обнаружив его среди сотрудников отца. С той же непринужденностью, с какой он мог посмеяться с другом или зайти выпить пива после работы, привлекательный и экзотичный Дэвид Яззи покорил ее сердце.
— Праздник, к которому они готовятся, устраивается в нашу честь, — подсказывал он, видя, что от радости она потеряла дар речи. — Скажи «да». Я так тебя люблю.
В ее сне — поскольку, разумеется, она по-прежнему дремала на солнышке на своем камне чуть ниже края каньона — вопроса о взятке не существовало.
— Да, Дэвид, — прошептала она. — Конечно, да. Я тоже люблю тебя. Мне ничего на свете не хочется сильнее.
Они в обнимку вернулись в лагерь — два человека, которые в сердцах своих уже стали единым целым, хотя еще не скрепили свой союз официально.
Мужчины и женщины ущелья встретили их улыбками одобрения. Держа руку в ладони Дэвида, где и было ее законное место, Кира наклонила голову, когда на шею им надевали ритуальные ожерелья из бирюзы и серебра.
— Пора, — улыбаясь предупредила их говорившая по-английски молодая женщина. — Займите свои места.
Несколько мужчин зажгли факелы и прикоснулись ими к куче веток, отчего они вспыхнули и загорелись свистящим пламенем. Искры разлетались на ветру, словно огненные мухи, сухие ветки потрескивали и шипели. Гобелен, сотканный из света и тьмы, преобразил грубоватые лица, придавая сцене, и без того похожей на сон, еще более сюрреалистический оттенок.
К удивлению Киры, из хогана, где Дэвид совещался с шаманом, появилась его бабушка. Улыбаясь, она подошла и встала рядом с ними. Возможно, дело было в свете костра, но Кире она показалась моложе — печать времени на ее лице была не столь заметна, как во время их короткого разговора, после которого она отправилась к каньону по следам Дэвида.
Она не успела поделиться своими наблюдениями. Или задать вопросы. Вслед за Мэри из хогана появился еще более старый человек с ястребиным лицом в черной бархатной рубашке и хлопчатобумажных брюках. На шее у него висел мешочек из оленьей кожи, одежду же украшала бесценная коллекция бирюзы. Его темные глаза светились мудростью и пониманием.
Разумеется, это и был шаман. Но не только. Этот человек был еще старейшиной и знахарем племени.
— Я считала, что твой прадед скончался несколько лет назад, — шепнула она, несколько испуганная его появлением. — Скажи мне, что все это на самом деле… Что мне это не снится.
Притянув Киру к себе еще ближе, Дэвид вынудил ее в поисках опоры положить руку ему на грудь.
— Ты чувствуешь мое дыхание на своей щеке? — спросил он, почти прикасаясь к ней губами. — Чувствуешь, как начинает биться моя любовь к тебе, стоит только нашим телам соприкоснуться?
Она чувствовала, да, это она чувствовала…
Доверившись ему и упиваясь удачей и счастьем, которые наконец нашли ее, она почтительно склонила голову при приближении его прадеда, затем вновь подняла, когда он заговорил. Когда старик спросил их по очереди, согласны ли они прожить вместе жизнь, ее «да» было столь же надежным, как сама земля, на которой они стояли.
Глава девятая
Церемония, на которой Генри Много Лошадей сочетал браком Киру и Дэвида Яззи, таила в себе глубокий смысл, легко разрушивший все существовавшие между ними разногласия. Суть ее составляли клятвы в любви и доверии. Обещание радоваться, если Великий Дух подарит им детей. И, наконец, обещание нести честь племени всеми своими словами и поступками.
— Будешь ли ты верен этим обещаниям? — спросил прадед Дэвида, глядя на него испытующим и очень серьезным взглядом.
— Буду, — обещал Дэвид.
Старик повернулся к Кире, его глаза цвета черного дерева сверкали как угли, отражая пламя костра.