Джейк вел свой пикап по направлению к ферме, следуя указаниям Мэгги.
Его неудержимо влекло к ней, он был всецело в ее власти, но ему очень хотелось произвести на Мэгги хорошее впечатление, а потому он старался меньше говорить. Просто-напросто Джейк опасался, что брякнет лишнее. Поэтому-то они и ехали в полном молчании.
Мэгги расценила скованность Джейка как проявление естественной робости и сдержанности. Некоторое время тому назад она окончательно пришла к выводу, что он пережил какую-то драму, какую-то острую боль. А потому с ним надо было обращаться с особой бережностью.
Хорошо зная, что такое страдание, Мэгги сочувствовала Джейку и, как ей казалось, понимала его, не будучи близким ему человеком. Со своей собственной болью она сражалась два года, и в результате ей удалось обрести внутреннее равновесие. Однако Мэгги слишком хорошо знала, как долго не заживают душевные раны. После того как Майк отрекся от нее и их брак рухнул, она надолго утратила способность чувствовать…
Она начала разговор с пьесы, которой оба были заняты, об эскизах декораций и идеях освещения. Ей удалось немного разговорить Джейка — он с жаром поддержал эту тему.
Мэгги внимательно слушала, время от времени вставляя замечания. Она старалась по возможности не перебивать его, понимая, что чем откровеннее он говорит, тем увереннее себя чувствует. И действительно, чем подробнее Джейк рассказывал ей о своей работе, тем большее чувство уверенности обретал.
Они и оглянуться не успели, как перед ними возникли белые ворота, ведущие к подъездной аллее Хаверс-Хилл, той самой фермы, которую Мэгги предстояло переоборудовать, отремонтировать и обставить.
Припарковавшись возле большого красного сарая, Джейк обошел машину, чтобы помочь Мэгги выйти. Он протянул ей обе руки. Опершись на них, она спрыгнула вниз, потеряла равновесие и упала в объятия Джейка. Он подхватил ее, на короткое мгновение непроизвольно прижав к себе. И быстро, в смущении, они отпрянули друг от друга.
Мэгги отвернулась, поправляя пиджак, тем самым скрывая замешательство, затем достала из машины портфель и сумочку.
Когда она двинулась прочь, Джейк, шумно сглотнув, захлопнул дверцу и огляделся по сторонам.
То, что он увидел, его потрясло.
Ухоженные зеленые лужайки тянулись от подъездной аллеи насколько хватал глаз. За ними простирались пастбища, а еще дальше — горы, полукругом опоясывавшие территорию фермы. Поблизости, на одной из небольших лужаек, виднелась старая каменная кладка, а за ней, под шишковатым древним кленом, — башенка крыши. Стена служила основой для типично английской живой изгороди.
Джейк прикрыл глаза рукой. Вдалеке был виден яблоневый сад.
— Ну и красота! — воскликнул он. — Потрясающе! Как бы я хотел когда-нибудь стать обладателем чего-либо подобного.
— Значит, так и будет, — улыбаясь, отозвалась Мэгги. — Обычно, если чего-то очень хочется, то рано или поздно желание сбывается, разумеется, если добиваться своего. — И указав рукой в сторону строений, она продолжала: — Там домик для слуг, а фермерский дом вон тот большой, справа. Пойдем, покажу. — Мэгги ускорила шаг. — Я предупредила о нашем приезде смотрительницу, мисс Бриггс, так что парадная дверь должна быть открыта. — Говоря это, Мэгги оглянулась на Джейка.
Он нагнал ее, и они вошли в дом одновременно, соприкоснувшись плечами в узком проходе.
Несмотря на включенный свет, в холле было темно, и Джейк заморгал, привыкая к полумраку.
— Дом очень старый, — сказал он, осмотревшись и заглянув в несколько комнат, выходивших в холл.
— Да. Он был построен примерно в 1740–1750 годах. И обставлен в раннеамериканском стиле, причем мебель очень оригинальная. Правда, в основном мебель распродана. Моя клиентка пожелала оставить лишь самые лучшие вещи.
— Только подумай, Мэгги, этот дом — предшественник Американской революции. Боже, представляешь, о чем могли бы нам поведать эти стены!
Мэгги рассмеялась.
— Я прекрасно понимаю, что ты хочешь сказать. Я сама часто об этом думаю, когда бываю в других странах, особенно в Англии и во Франции.
— Кому принадлежала ферма? — спросил Джейк, повернувшись к Мэгги.
— Некой миссис Стед. Семья Стедов владела этой усадьбой несколько веков. Последняя миссис Стед умерла около полутора лет назад. Точнее, два года назад. Она дожила до глубокой старости, почти до девяноста пяти лет. Ферму унаследовала ее внучка, живущая в Англии. Она замужем, у нее есть дети, и она с семьей постоянно живет в Лондоне. Так что ее жизнь протекает по другую сторону Атлантического океана. А потому два года назад она выставила дом со всем его содержимым на продажу. Она рассчитывала мгновенно продать Хаверс-Хилл, ведь место совершенно идиллическое, однако запросила несколько миллионов, а сейчас не восьмидесятые годы. Естественно, покупателей не нашлось. И в конце концов ей пришлось снизить цену.