— Пусть ее судьбу решают Теона и Леша, мне кажется, это будет справедливо. В конце концов, они нашли клад.
По какой-то легкой, пробежавшей по его лицу улыбке она поняла, что он доволен ее ответом.
Ночь, хоть и казалась бесконечной, все-таки вытолкнула их в холодное утро.
Когда рассвело, Маша с Павлом вышли на улицу и по спящему еще, пустому городу прошли до набережной.
— Снова Фонтанка, словно все пути ведут к ней, и какая же она длинная, а что там еще за ее поворотами?! — вздохнула Маша и поежилась от холода (вчера она где-то обронила перчатку, и та рука, что была без перчатки, теперь озябла).
Павел молча положил ее руку в карман своего пальто — я отогрею.
И этот мужской жест был так естественен, что она не стала возражать и руки не отняла.
— День сегодня будет хмурым. В Петербурге опять какой-то злой крокодил проглотил солнце, — пошутила Маша.
— Но солнце-то все равно там за тучами есть, никуда не делось, — улыбнулся Павел.
Маша внимательно — а вот это последнее удивительное совпадение стало решающим! — посмотрела на своего спутника.
И это последнее совпадение перевесит твои сомнения, разочарования, страх снова кому-то довериться, распахнуть сердце нараспашку, твою боязнь всей душой разлететься навстречу другому человеку; и ты разрешишь себе поверить в то, что все еще будет и для тебя. Конечно, будет. А как же иначе?!
Потому что надежда как постоянное состояние, как направляющая стрела нашей жизни неизменна, как эта река.
И даже думать теперь не хочу, что мы бы не встретились. Должны были встретиться, конечно. Мы так похожи — мы оба знаем про солнце, что сияет над городом даже в самый серый день.
Фонтанка была затянута серым пологом, таким плотным, что, кажется, ни один солнечный луч не мог через него просочится, но на самом деле над Фонтанкой, Невой, Петербургом стояло ослепительное солнце и освещало и согревало город, даже будучи невидимым. И пусть со стороны картина казалась исключительно депрессивной (небо и река сливались в одно серое полотно, накрапывал дождик), но Маша с Павлом, эти два петербургских жителя, знали, что солнце есть, даже если ты его не видишь.
Рука Павла коснулась ее руки, пальцы переплелись. Вечная формула любви — в тот самый час, в том самом месте, тот самый человек.
Павел взглянул на часы и вдруг сказал:
— Могу я пригласить вас на чашку кофе в «Экипаж»?
Стоявший за стойкой Никита улыбнулся им — сегодня они были первыми посетителями.
Пустая кофейня, день начинается, и в него можно вписать что-то по-настоящему важное.
Эти две утренних чашки кофе, выпитых за столиком у окна в полном молчании, объединяли их теперь больше, чем иных людей долгие годы, прожитые вместе.
— Вы умеете гадать на кофейной гуще? — спросил Павел.
Маша пожала плечами:
— А если бы умела, то, что бы вы хотели услышать?
— Что мы будем жить долго и счастливо, не расставаясь. И если даже умрем, то с минимальным разрывом во времени. И что у нас будет много счастливых дней, и Бобби-четвертая.
Он улыбался, но был при этом серьезен.
Маша покрутила пустую чашку в руках, поглядела на донышко — где там узреть это загадочное будущее?
— Пусть так все и будет, не имею ничего против. И насчет Бобби-четвертой тоже. Только пусть третья подольше побудет с нами.
Она не знала, что случится дальше, как будут развиваться их отношения с Павлом, но у нее была странная уверенность в том, что встреча, произошедшая при таких удивительных обстоятельствах, непременно обернется чем-то большим и значительным, что этот город не обманет и что теперь все будет хорошо.
С той ночи или, вернее сказать, с того утра они с Павлом стали встречаться.
Непостижимо, удивительно — Маше казалось, что она давно забыла «любовное настроение», но вот теперь что-то оживало, волновалось, расцветало в ее душе в эту совсем не весеннюю пору. Она, однако, не спешила броситься в омут чувств, ей нравился этот период недосказанности, замершей нежности, и ей казалось важным еще немного подождать, чтобы понять, что на этот раз она не ошиблась.
Павел не торопил ее, спокойно ждал. Он вообще давал ей свободу, их зарождающиеся отношения не душили, в них был тот необходимый воздух, которого не хватало в ее первом браке.
С Павлом она могла оставаться собой — с годами выяснилось, что это важно.
Эти чувства были мягкими, как свет пробивающегося через зелень листвы солнца, как тот прекрасный свет, которым с нами прощается уходящий летний день.
А потом серый ненастный ноябрь, заполненный внутренним солнечным светом, обернулся декабрем и снегом, обрушившимся на город в ночь, когда Маша с Теоной и Линой отмечали день рождения Теоны.