Она, как ни странно, была самой мужественной и сильной среди всех его детей. Братья не могли похвастаться выдержкой, умением владеть собой и силой воли, присущими Нэрвен. С самого раннего возраста малышка жила, участь сознавать огромную ответственность, которую накладывал на нее дар предвидеть будущее. Арафинвэ не знал, почему его жемчужине достался этот дар, но его наличие заставляло отца гордиться ей еще больше.
Привычно устроившись с ногами на любимой кушетке в своей гостиной, Арафинвэ, укрылся покрывалом и в очередной раз перечитывал «Сказание о Первых Днях», размышляя над судьбами народов ваниар, нолдор и тэлери. Думал он и о Валар, майар и самом Едином, что скрывался где-то от их взора, предпочитая быть всегда в тени, невидимым, но при этом неусыпно наблюдая за ними и направляя их в делах и поступках. Мысль о том, что все в мире Арды происходит по воле Илуватара, заранее знающего все, что должно случиться в будущем со всеми ними, заставляла младшего финвиона чувствовать себя слабым и беспомощным.
Вошедший в гостиную старший сын прервал его раздумья.
— Отец, я еду в Тирион, — скороговоркой произнес Инголдо, — хочу отвести деду рукопись моего трактата «Об основах мироздания», он просил ее почитать, когда я закончу.
Арафинвэ вздохнул и опустил взор в свою книгу.
— Езжай, конечно, и передай отцу мой привет, — он не знал, что сказать.
Частые отлучки Финдарато в столицу нолдор беспокоили его. Младшему финвиону хотелось поговорить с сыном об Амариэ, что уже давно ходила в невестах Инголдо, но он не знал, как подойти к этой теме, чтобы не обидеть сына и не создать у того впечатления, будто он пытается давить на него.
— Непременно! — просиял старший, — Пойду, попрощаюсь с остальными! Я думаю пробыть у деда несколько дней.
— Послушай, — неуверенно начал его родитель, — а не привести ли тебе как-нибудь твою невесту погостить в наш дом на несколько недель? — сказал он с самым невинным видом, — Она бы познакомилась со всеми нами, искупалась бы в море… Ведь ей предстоит когда-нибудь переселиться в Альквалонде. Что скажешь?
Финдарато уже набрал в легкие воздуха, чтобы ответить, но в этот миг в распахнувшихся с грохотом дверях возникла высокая фигура Нэрвен в серебристо-белом одеянии. Лицо ее было встревоженным, глаза лихорадочно блестели, на щеках рдел яркий румянец. Казалось, дочь Арафинвэ не в себе.
— Отец! Я должна ехать в Тирион! — объявила Артанис, решительно врываясь в гостиную.
— Милая моя, — Арафинвэ вскочил с кушетки, отбросив покрывало и книгу, — Что с тобой?! — коснувшись руки дочери, финвион ощутил, насколько она была горяча.
— Оставь меня, прошу, — Нэрвен мотала головой, стараясь высвободить руку, — Я должна ехать к нему!
— Жемчужина моя, — попытался обнять дочь за плечи Арафинвэ, — О ком ты говоришь?! — слегка встряхнув Артанис, вопрошал ее отец, испугавшийся, как бы любимая дочь не наделала еще больших глупостей, скрыть которые от досужих сплетников будет гораздо сложнее.
— Я еду к Феанаро, отец! Я не могу жить без него… — произнесла вдруг побелевшими губами Артанис, глядя блестящими глазами в расширившиеся от ужаса глаза младшего сына Финвэ.
За прошедшие со свадьбы и переселения в приготовленный для них дом в центре Тириона недели Морьо неплохо успел изучить привычки молодой супруги. Илиссэ нравилось подолгу оставаться в постели, нежиться под слоями покрывал, спать по много часов. Пищу она тоже любила принимать, сидя в их с Морьо широкой кровати.
Отец ее был одним из приближенных деда Финвэ, поэтому выросшая в достатке Илиссэ привыкла быть окруженной многочисленными служанками, готовившими еду, наводящими порядок в комнатах, убиравшими постель, омывавшими и натиравшими ароматными маслами ее красивое тело, шелковую, нежную кожу, а затем одевавшими их госпожу в дорогие одежды, приличествовавшие новому для нее статусу принцессы нолдор.
Лежа рядом с ней в постели, среди скомканных в беспорядке простыней, покрывал и подушек, Карнистиро, прикрыв глаза, прислушивался к ее дыханию, шороху покрывал, создаваемому ее движениями во сне, и доносившимся сквозь приоткрытое окно спальни звукам с улицы.
Подумав о том, что чем больше они это делают, тем больше хочется сделать это снова и снова, он потянулся к жене, почувствовав тепло ее тела, стаскивая с нее покрывала и простыни, охватывая ее. Морьо придвинулся вплотную, крепко сжимая съежившуюся в его объятиях Илиссэ. Она вздрогнула, когда почувствовала его, но не вскрикнула, только крепко зажмурилась и вдруг прошептала:
— Еще… еще, еще…
И тут же обвила его торс тонкими руками, выгнув шею. Привычная выдержка изменила ему от этих слов и атмосферы душной, теплой неги, которую создавала в их спальне его супруга.
Оба окна были плотно занавешены тяжелыми непрозрачными занавесями. В комнате по углам курились пряные благовония. Среди перин и покрывал было жарко.
Взбудораженный ее голосом и тесными объятиями, Морьо исступленно двигался, вдруг заметив, что она отпустила его и прикусила запястье, чтобы не закричать. Чувствуя приближавшуюся разрядку, феанарион содрогнулся всем телом, еще сильнее прижимая к себе Илиссэ и хрипло зарычал, утыкаясь лицом в ее шею, задыхаясь.
Через некоторое время, пребывая еще в состоянии полудремы, Морьо попытался рукой нащупать хотя бы нижнюю рубаху среди вороха их с Илиссэ смявшейся одежды, разбросанной по постели и на полу перед ней. Хотелось отправиться справить все естественные нужды, и мучила жажда. Вставать, однако, не хотелось совсем. Морьо был без сил. В голове чувствовался какой-то словно бы туман, даже думать не хотелось ни о чем. Опустошение, которое он ощущал внутри, было всеобъемлющим, как телесным, так и духовным.
Кое-как отыскав штаны, Морьо с трудом натянул их, поднялся с постели с полузакрытыми от изнеможения глазами и, пошатываясь, отправился к цели своего пути. Возвращаясь обратно в спальню, феанарион зашел на кухню, представ, как был, в одних тонких штанах, находившимся там служанкам своей супруги.
Карнистиро жмурился от лившегося из окон света, длинные черные волосы его были растрепаны, он потирал переносицу, силясь собраться с мыслями.
Ему подали воды, которую он залпом выпил из кувшина, не наливая в предложенный стакан. Капли, не попавшие в рот, стекали по шее на грудь и живот Морьо.
Усилием воли ему удалось заставить себя одеться, завязать в хвост на затылке непослушные волосы, надеть сапоги, опоясаться ремнем и в таком виде вывалиться на улицу. Свежий воздух подействовал благотворно, постепенно проясняя разум, а ходьба помогла его поступи приобрести уверенность.
Ноги сами несли его к главному проспекту, в конце которого, в сердце Тириона, стоял дворец их деда. Подумав о том, что пребывание в знакомой обстановке стен жилища деда Финвэ поможет ему почувствовать себя лучше, Морьо направился туда.
Внуков Финвэ пропускали беспрепятственно, не задавая вопросов, внутрь дворцовых стен, и Морьо теперь шел под колоннадой внутреннего двора, залитого серебряным светом, в центре которого был разбит небольшой сад с аккуратно подстриженным газоном и насыпными дорожками, разыскивая деда и соображая, где тот может находиться в этот час.
Уже на следующий день после того, как Мастер Феанаро завершил работу над самым славным из своих творений, к нему в приемную, где финвион отдыхал после семейного ужина, рассматривая камни, явился неожиданный гость.
На этот раз Мятежный Вала предпочел материализоваться прямо из воздуха посреди комнаты, избежав, таким образом, встречи с прислугой и домочадцами Пламенного Духа. Его появление сопровождалось легким потрескиванием, желтоватыми искорками и расплывшимся по комнате голубоватым дымом.