– Мой мальчик Вилли все еще влюблен в эту маленькую глупенькую девочку, – проворковала Амалия, осторожно проводя пальцем по голому животу наследника прусского престола, отчего задрожали и живот, и наследник… Не поколеблен остался только престол, да и то лишь потому, что еще не принадлежал принцу. – Мой мальчик Вилли все еще не оставил своих маленьких глупеньких надежд… Мой мальчик Вилли все никак не хочет понять, что эта маленькая глупенькая девочка никогда не станет его маленькой глупенькой женушкой…
– С чего ты взяла, что не станет?! – так и вскинулся Вилли, раздраженно отбрасывая руку Амалии со своего живота. – И перестань! Я боюсь щекотки, ты же знаешь!
– Ты боишься щекотки потом, – дразнящий шепоток Амалии шелестел у самого его уха. – А перед тем ты ее не боишься, она тебе очень нравится. Давай поменяем все местами! Пусть сейчас будет не потом, а перед тем! Начнем с самого начала, ты не против?
И, взяв Вилли за руку, она положила ее на свой поросший кудрявыми черными волосками заманчивый бугорок и начала водить по нему, постанывая и разводя ноги.
Вилли, как обычно, вспыхнул мгновенно. Его постельная неутомимость была предметом насмешливой зависти или завистливых насмешек, как угодно, и придворных, и прочих пруссаков. По рукам ходили списки осчастливленных им девиц и дам, списки рогоносцев – мужей и женихов… Все особы, к которым лазил под юбку будущий Вильгельм II, принимали таинственно-блаженный вид, как только от них требовали оценки жеребячьих качеств принца, однако, приди им охота развязать язык, они могли бы сказать, что красавчик Вилли похож на сухую солому: мгновенно вспыхивает, но так же мгновенно сгорает, и точно так же, как соломе, ему совершенно наплевать, согреет ли кого-нибудь его огонь. Амалия, впрочем, была достаточно опытна, чтобы успевать согреться даже от самого торопливого костерка: не зря она была той спичкой, от которой он сам когда-то загорелся, а проще говоря, именно Амалии поручил некогда дед Вилли, Вильгельм I, познакомить принца с постельными удовольствиями. Вилли было четырнадцать, Амалии – около тридцати… Конечно, дед мог бы найти помоложе, но более опытной и умелой дамы в святом деле развращения юнцов отыскать было сложно! Очень многие мальчики из хороших семей были обязаны ей первыми сладострастными телодвижениями… У Амалии была отменная репутация, почти как у опытной гувернантки, которая – с отличными рекомендациями! – переходит из семьи в семью, вот только поиски гувернанток обычно берут на себя женщины, ну а переговоры с Амалией Клопп брали на себя главы семейств; как правило, betriebsverhalten [4] Амалии ими и проверялись, а потом, после горячего одобрения, фройляйн наставница принималась за дело. Так было раньше, но с тех пор, как пять лет назад она заполучила в свои умелые ручки наследника престола, Амалия хранила ему верность. Это не требовало от нее особых усилий – Вилли был поистине неугомонен. Многие хвори и истерики его отроческих лет объяснялись слишком ранним половым созреванием и самозабвенным пристрастием к греху Онана. Вилли готов был самоудовлетворяться даже в бальном, да что в бальном – даже в тронном зале, если вдруг приходила охота… собственно, он и теперь не слишком изменился, потребность в немедленном получении удовольствия у него осталась прежней, только он уже не рукоблудствовал, а задирал юбки Амалии, это чаще всего, или любой другой понравившейся ему женщине. Возражений он, как правило, не встречал. Пруссия семидесятых-восьмидесятых годов девятнадцатого века была в этом отношении столь же патриархальна, как и во времена Фридриха Вильгельма Бранденбургского, знаменитого и своими полководческими талантами, и своим блудничеством.
– Ух, хо-ро-шо! – наконец откинулся Вилли на постель и засмеялся сыто, довольно.
– А все же мой мальчик Вилли все еще влюблен в эту маленькую глупенькую девочку, – вздохнула Амалия, утыкаясь в его плечо и легонько покусывая. – Ай-ай, плохой мальчик!
– Да почему ты решила, что я в нее влюблен? – сердито буркнул Вилли, отталкивая любовницу, как расшалившуюся кошку.