— Ваше величество, я…
Он пришпорил коня, и тот перешел с рыси на легкий галоп.
— Желаю вам доброй ночи, — бросил он через плечо.
Плащ развевался по ветру, реяли перья на шляпе, и он покинул меня, а я ничего не успела сказать, не смогла позвать его обратно.
Я ничего не рассказала Анне, хотя та ожидала полного отчета. Мы в молчании проследовали из покоев королевы в нашу комнату.
— Не буду ничего говорить, — объявила я непреклонно. — Оставь меня в покое.
Анна сняла чепец и принялась расплетать волосы. Я прыгнула на кровать, сбросила платье, натянула ночную сорочку и скользнула под одеяло, даже не причесавшись и не умывшись.
— Нельзя же так ложиться, — возмутилась сестра.
— Бога ради, — я уткнулась в подушку, — оставь меня в покое.
— Что он сделал? — Анна улеглась рядом со мной.
— Даже и не спрашивай, все равно не скажу. Она кивнула и задула свечу.
Дымок догорающего фитиля достиг моих ноздрей, и мне почудился запах беды. Скрытая темнотой от испытующего взгляда сестры, я перевернулась на спину, уставилась на полог над головой и предалась размышлениям — вдруг король так рассердился, что больше не захочет меня видеть?
Мне стало холодно. Я провела рукой по лицу и обнаружила — щеки мокры от слез. Пришлось вытереться краем простыни.
— Ну, что еще? — сонно пробормотала Анна.
— Ничего.
— Ты его упустила! — осуждающе произнес дядя Говард, глядя не на меня, а на большой обеденный стол в парадной зале Эльтама. Наши слуги караулили при входе, и больше никого, кроме пары псов да спящего в золе камина мальчишки, не было. В дальнем конце залы, у других дверей, тоже стояли слуги в говардовских ливреях. Дворец, собственный дворец короля оказался вполне надежным местом для наших интриг.
— Он уже был у тебя в руках, и ты его упустила! Что ты сделала не так?
Я покачала головой. Слишком глубока моя тайна, чтобы вывалить ее на гладкую поверхностью стола, принести в жертву каменному лицу дяди Говарда.
— Я жду ответа! Ты его упустила. Он уже неделю в твою сторону и не смотрит. Что ты сделала не так?
— Ничего, — прошептала я.
— Что-то точно было не так! На турнире он прячет на груди твой шарф, чем же ты ухитрилась расстроить его потом?
Я бросила укоризненный взгляд на брата — только он мог выдать меня дяде. Георг виновато пожал плечами.
— Король выронил шарф, а паж отдал королеве Марии.
Горло перехватило от волнения и горя.
— Ну? — резко спросил отец.
— Она отдала шарф королеве. Королева вернула мне.
Я переводила взгляд с одного сурового лица на другое.
— Они обе поняли, что это значит, — продолжала я безнадежно. — А по дороге домой я сказала королю, как несчастна — ведь он позволил всем увидеть мой подарок.
Дядя Говард резко выдохнул, отец стукнул кулаком по столу, а мать отвернулась, будто у нее не было сил смотреть на меня.
— О Господи! — Дядя взглянул на мою мать. — Ты уверяла, она должным образом воспитана. Полжизни провела при французском дворе, а хнычет, словно деревенская девка.
— Как ты могла? — только и спросила мать.
Я покраснела, опустила голову и увидела отражение собственного несчастного лица в полированной поверхности стола.
— Я же ничего плохого не хотела, простите меня.
— Ничего страшного не случилось, — вступился Георг. — Вы слишком мрачно на все смотрите. Он не будет долго сердиться.
— Он смотрит зверем, — резко оборвал его отец. — Разве ты не знаешь — как раз сейчас перед ним танцуют сеймуровские девчонки.
— Они и вполовину так не хороши, как Мария, — не сдавался брат. — Ну сказала что-то не к месту. Может, ему даже понравится, что в ней не хватает лоску. Зато видна страсть.
Отец, слегка успокоенный, кивнул, но дядя продолжал барабанить пальцами по столу.
— Ну и что же теперь?
— Отошлите ее, — внезапно произнесла Анна. Ее слова не просто привлекли внимание, не в том дело, что она заговорила последней, нет, ее убежденность просто завораживала.
— Отослать? — переспросил дядя.
— Отправьте ее в Гевер, а ему скажите — она больна. Пусть думает — она умирает от горя.
— А дальше что?
— Король попытается ее вернуть. Тогда она сможет вертеть им, как захочет. Все, что нужно сделать, — сестра язвительно улыбнулась, — все, что ей нужно сделать по возвращении, — суметь очаровать самого образованного, самого остроумного, самого привлекательного государя в христианском мире. Думаете, справится?
В холодном молчании отец, мать, дядя и даже Георг изучали меня.
— Я бы тоже не справилась, — чопорно добавила Анна, — но ее научу, как очутиться в его постели, а что будет дальше — в руках Божьих.
Дядя Говард не сводил глаз с Анны.
— А научить, как его удержать, тоже сможешь?
Сестра подняла голову и улыбнулась — живое воплощение самоуверенности:
— Смогу — на некоторое время. Он же только мужчина, в конце концов.
Дядя коротко рассмеялся — столько пренебрежения к его полу прозвучало в ненароком вырвавшейся фразе.
— Поосторожнее, — посоветовал он. — Мы, мужчины, не случайно оказались там, где мы есть. Мы выбрали силу и власть, нам не до женщин, мы используем наше положение, чтобы утвердить законы, позволяющие навсегда удержаться наверху.
— Это верно, — согласилась Анна. — Но мы же не о большой политике говорим. Мы говорим о желаниях короля. Сестре просто надо поймать его и удержать — достаточно долго, чтобы он сделал ей ребенка, Говарда, королевского бастарда. Чего нам еще требовать?
— А у нее получится?
— Будет учиться. Она уже на полпути к этому. В конце концов, король выбрал ее.
Легким пожатием плеч Анна дала понять — она невысокого мнения о королевском выборе.
Воцарилось молчание. Дядя, видимо, размышлял обо мне и моем будущем в качестве племенной кобылы, об интересах семьи. Внезапно он посмотрел на Анну, будто увидел в первый раз:
— Не многие девушки мыслят столь ясно в твоем возрасте.
— Я тоже Говард, — усмехнулась она.
— Странно, что ты сама не пытаешься поймать его.
— Я размышляла над этим, — призналась Анна. — Как любая другая женщина в Англии.
— Ну и?..
— Я же Говард, — повторила Анна. — Важно, чтобы одна из нас его подцепила. Какая разница кто? Если ему нравится Мария, если у нее будет ребенок — признанный сын короля, наша семья будет первой в стране, вне конкуренции. И мы сможем сделать это. Сможем управлять королем!
Дядя кивнул. Он знал — совесть короля похожа на домашнее животное, его легко пасти, но иногда случаются приступы упрямства.
— Похоже, стоит тебя поблагодарить за разработанный план.
Она не поклонилась, а заносчиво, как цветок на стебле, повернула голову:
— Мечтаю увидеть сестру фавориткой короля. Это в такой же мере мое дело, как и ваше.
Мать шикнула было на уж слишком самоуверенную старшую дочь, но дядя покачал головой:
— Дай ей сказать. Она не глупее нас с тобой, и мне кажется, она права. Мария поедет в Гевер и будет ждать, пока король не пошлет за ней.
— А он пошлет, — сказала Анна со знанием дела. — Пошлет непременно.
Со мной поступили как со свертком, как с пологом от постели, как с тарелками для верхнего стола в зале, оловянными кружками для нижнего. Запаковали и отправили в Гевер — служить приманкой для короля. Я его не видела перед отъездом, ни с кем не поговорила. Мать сообщила королеве, что я переутомилась, и испросила для меня позволения на несколько дней оставить службу и отдохнуть дома. Королева, бедняжка, решила — она выиграла, Болейны отступили.
Поездка была недолгая, чуть больше двенадцати миль. Для обеда остановились на обочине дороги, перекусили хлебом и сыром, которые взяли с собой. Отец мог бы прибегнуть к гостеприимству любого большого дома по пути, нас хорошо знали как близких к королю придворных и везде приняли бы превосходно. Но он не хотел прерывать поездку.
Вся дорога в ямах и рытвинах, тут и там валяются поломанные колеса — повозки частенько переворачиваются. Но лошади твердо ступают по сухой земле, время от времени мы даже пускаем их в галоп. Обочины дороги сплошь заросли зеленой весенней травой, из нее выглядывают колокольчики и крупные белые ромашки. В живой изгороди жимолость переплелась с буйными побегами боярышника, у корней сине-фиолетовая Черноголовка и долговязые, неуклюжие стебли белоцветки — изящные белые цветы с пурпурными прожилками. Позади живой изгороди, на тучных пастбищах, опустив головы, жуют траву упитанные коровы, на холмах — овцы, да иногда в тени дерева можно заметить пастушка, лениво наблюдающего за стадом.