— Ну и… Что сделано? — сердито спросила я, вылезая из ванны и завертываясь в простыню — вода капала на пол. Вошли четыре служанки — вычерпать воду, чтобы можно было унести громоздкую деревянную ванну. Они собирали воду большими грубыми, уже намокшими простынями, так что дело продвигалось медленно. — Все, что ты мне рассказала, — просто флирт, да и только.
— Он сделал мне предложение, — ответила Анна, чуть за служанками закрылась дверь. Она потуже обернулась в простыню и уселась перед зеркалом.
Раздался стук в дверь.
— Ну, кто там еще? — раздраженно крикнула я.
— Это я, — ответил Георг.
— Мы ванну принимаем.
— Ничего, пусть войдет. — Анна уже начала расчесывать иссиня-черные волосы. — Поможет мне расчесать этот колтун.
Брат ступил в комнату и только брови поднял, заметив всю эту мешанину — вода на полу, повсюду мокрые простыни, мы обе, полуодетые, густая грива Анны в беспорядке рассыпалась по плечам.
— Что такое — маскарад? Нарядились русалками?
— Анна решила, надо помыться. Опять!
Сестра протянула брату расческу.
— Расчеши мне волосы, — улыбнулась хитрой улыбкой. — А то Мария всегда их так дерет.
Брат покорно принялся расчесывать густые черные кудри, прядку за прядкой. Он орудовал бережно, будто расчесывая гриву любимой кобыле. Анна от удовольствия даже глаза зажмурила.
— Вши? — внезапно насторожилась она.
— Пока нет, — доверительным шепотом, достойным венецианского парикмахера, ответил брат.
— Что сделано? — повторила я, возвращаясь к рассказу Анны.
— Он у меня в кармане, — без обиняков заявила сестра. — Генрих Перси. Сказал, что меня любит, сделал предложение. Ты и Георг должны быть свидетелями на обручении. Пусть даст мне кольцо, тогда и впрямь дело сделано, не разобьешь, ничуть не слабее, чем венчание в церкви со священником. И я буду герцогиней.
— Господи Боже мой. — Георг застыл с расческой в руках. — Анна! Ты уверена?
— Что мне — упускать такое? — резко бросила она.
— Нет, — согласился брат, — но все-таки. Герцогиня Нортумберленд! Боже, Анна, тебе будет принадлежать почти весь север Англии.
Она кивнула, улыбнулась своему отражению в зеркале.
— Господи, мы станем одной из самых влиятельных семей в стране! А может, и во всей Европе! Мария в постели короля, ты — жена одного из самых могущественных его подданных. Мы навсегда вознесем Говардов на небывалую высоту. — Он прервал взволнованную речь, будто уже обдумывал следующий шаг.
— А если Мария забеременеет от короля и родится мальчик, то при поддержке Нортумберлендов он может и на трон претендовать. И я буду дядей короля Англии!
— То-то и оно, — вкрадчиво сказала Анна. — Об этом я и думаю.
Я промолчала, наблюдая за сестриным лицом.
— Семья Говардов на троне, — бормотал Георг себе под нос. — Союз Нортумберлендов и Говардов. И дело уже сделано, да? Как две такие семьи могут сойтись вместе? Только через брак и общего наследника. Мария может родить наследника, а Анна — привязать к нему Перси и его родных.
— Ты думала — я ничего не добьюсь. — Анна показала на меня пальцем.
Я кивнула:
— Считала — ты метишь слишком высоко.
— В следующий раз не возражай, — предупредила сестра. — Я, куда целюсь, туда и попадаю.
— В следующий раз буду знать, — покорно кивнула я.
— А он? — забеспокоился Георг. — Вдруг они его наследства лишат? Хорошенькое тогда будет дело — выйти замуж за мальчишку, которому светила герцогская корона, а достался позор и больше ничего.
Она покачала головой:
— Ничего такого не случится, они им слишком дорожат. Но вам придется меня поддержать, тебе, Георг, и отцу с дядей. Его отец должен убедиться, что мы достаточно для них хороши. Тогда они разрешат помолвку.
— Сделаю все, что смогу, — пообещал брат, — но не забывай, такая гордая семейка. Его собирались женить на Марии Тальбот, пока Уолси не стал возражать против этого брака. Они не захотят тебя вместо нее.
— Ты за его богатством гонишься, да? — задала я свой вопрос.
— Конечно, и за титулом тоже, — грубо бросила сестра.
— Понятно, понятно, но он тебе хоть немножко нравится?
Сначала я подумала — она снова отмахнется от вопроса, отпустит какую-нибудь шуточку, будто его мальчишеское обожание и впрямь ничего для нее не значит. Но она наклонила голову, и свежевымытые волосы полились Георгу в руки тяжелой темной струей.
— О, я сама знаю, это глупо. Я знаю, он просто мальчишка, и притом глупый мальчишка, но когда он со мной, я тоже становлюсь молоденькой девчонкой. Мне тогда кажется — мы два подростка, влюблены и ничего не страшимся. При нем я такая беспечная, будто он меня заворожил! Словно я и впрямь его люблю.
Казалось, говардовское заклятье холодности вдруг исчезло, разбилось, как зеркало, и все вдруг заиграло настоящими, живыми, яркими красками. Я рассмеялась, схватила сестру за руки, заглянула ей в лицо.
— Правда, чудесно быть влюбленной? — требовала я ответа. — Лучше ничего на свете нет.
Она отняла руки:
— Отвяжись, что ты, право, как маленькая, Мария? Да, да, совершенно чудесно, но перестань надо мной сюсюкать, я этого не переношу.
Георг взял густые пряди ее волос, обернул короной вокруг головы, залюбовался сестриным отражением в зеркале.
— Анна Болейн — и влюблена! Кто бы мог представить!
— Такого бы в жизни не произошло, не будь он вторым человеком в королевстве после самого короля, — напомнила ему сестра. — Я своего долга перед семьей не забываю.
Брат кивнул:
— Я знаю, Аннамария. Мы все знаем, ты целишься высоко. Но семейство Перси! Это куда выше, чем я воображал.
Она двинулась ближе к зеркалу, пристально вглядываясь в свое отражение. Потом спрятала лицо в ладонях:
— Моя первая любовь. Первая и навеки.
— Проси у Бога, чтобы это и впрямь была такая удача — последняя любовь и она же первая, — внезапно трезвым, рассудительным голосом произнес Георг.
Ее темные глаза встретились в зеркале с глазами брата.
— Пожалуйста, Господи, ничего в жизни не хочу больше, чем Генриха Перси. Этим я буду довольна. Знаешь, Георг, не могу даже сказать, как я буду довольна, если получу его.
Как Анна приказала, на следующий день пополудни Генрих Перси пришел в покои королевы. Время выбрано искусно, все фрейлины отправились на мессу, и мы были в комнате одни. Генрих Перси вошел и огляделся, удивляясь непривычным молчанию и пустоте. Анна подошла к нему, взяла обе руки в свои. Я заметила — он выглядит не столько влюбленным, сколько загнанным.
— Любовь моя, — произнесла Анна, и от звука ее голоса лицо юноши просветлено, к нему вернулась былая отвага.
— Анна, — шепнул он.
Пальцы нащупали что-то в кармане, он вытащил кольцо. С моего места у окна я разглядела отблеск алого рубина — символа добродетельных женщин.
— Тебе, — тихо сказал он.
Анна снова взяла его за руку:
— Хочешь, чтобы мы прямо сейчас поклялись друг другу в верности?
Он сглотнул.
— Да.
Она просияла:
— Тогда начнем.
Он взглянул на нас с Георгом, будто надеясь, что мы его остановим.
Мы ободрительно улыбнулись, по-болейновски, этакая пара симпатичных змей.
— Я, Генрих Перси, беру тебя, Анну Болейн, в свои законные супруги, — произнес он, держа Анну за руку.
— Я, Анна Болейн, беру тебя, Генриха Перси, в свои законные супруги. — Ее голос дрожал куда меньше.
Он нашел средний палец.
— Этим кольцом я обещаю себя тебе. — И надел кольцо на палец. Оно было чуть великовато. Сестре пришлось сжать руку в кулак, чтобы кольцо не упало.
— Этим кольцом я беру тебя, — ответила она.
Он наклонился, поцеловал ее. Когда она повернулась ко мне, глаза ее затуманились желанием.