Профессор перелистывает презентацию на следующий слайд, а Огаст включает Google-карты и начинает планировать свой новый маршрут.
Отлично. Хорошо. Она больше никогда не увидит Джейн. И не позовет никого на свидание до конца жизни. Она твердо придерживалась своего агрессивного уединения. Она может снова к нему вернуться.
Круто.
Сегодняшняя лекция посвящена корреляционным исследованиям, и Огаст записывает ее. Ясно. Оценить два показателя, чтобы найти статистическое соотношение между ними, независимо от других показателей. Понятно.
Совсем как корреляция между способностью Огаст сосредоточиться на лекции и количеством спортивного, взаимно удовлетворяющего секса, которым занимается Джейн со своей гипотетической супергорячей и наверняка девушкой-француженкой прямо сейчас. Не учитывая посторонние показатели в виде пустого желудка Огаст, ноющей поясницы после двойной смены и телефона, вибрирующего в кармане, пока Майла и Уэс спорят в групповом чате по поводу сегодняшнего жаркого. Раньше она не реагировала на уведомления и записывала лекции. Но ничто и наполовину так не отвлекало, как Джейн.
Это раздражает, потому что Джейн – всего лишь девушка из поезда. Просто очень красивая девушка с приятно пахнущей кожаной курткой и умением становиться сверкающим притягивающим центром любого места, в котором она оказывается. Незначительная причина, из-за которой Огаст ни разу за весь семестр не изменила маршрут.
Все в норме. У Огаст, как и всю ее жизнь, все в полной норме.
Она сдается и смотрит на телефон.
«огаст, малышка моя, я знаю, ты ненавидишь брокколи, но у нас будет брокколи, мне жаль», – написала Майла.
«я не против брокколи», – отвечает Огаст.
«зато я ненавижу брокколи», – пишет Уэс с обиженным эмодзи.
«ooo в таком случае мне не жаль:)», – отвечает Майла.
Этого должно быть достаточно, думает она. Огаст, хоть это и сомнительно, наткнулась на этот клубок людей, которые хотят, чтобы она была их частью. Она очень давно не чувствовала такой любви. Она была одинока во всех смыслах. Теперь она одинока только в некоторых смыслах.
Она пишет в чат: «интересный факт: брокколи – отличный источник витамина С. Никакой цинги для этой твари».
Через несколько секунд Майла отвечает: «ЙЕЕЕЕЕЕЕ», – и меняет название чата на «ЦИНГА ЯГА». Когда Огаст вечером открывает дверь, Уэс сидит на кухонной столешнице с упаковкой льда на лице, и капли крови стекают по подбородку.
– Господи, – говорит Огаст, бросая сумку рядом со скейтбордом Майлы у двери, – что вы натворили на этот раз?
– Катись-взрывай, – жалобно отвечает Уэс. Майла рядом режет на столешнице овощи, а Нико выбрасывает осколки цветочного горшка в мусорку. – Они уговорили меня на раунд перед уходом на работу, а теперь мне придется взять отгул по причине разбитой губы и эмоционального расстройства из-за того, что кое-кто толкнул кресло слишком сильно.
– Ты сказал, что хочешь установить рекорд, – равнодушно говорит Майла.
– Я мог лишиться зуба, – говорит Уэс.
Майла вытирает руки о свой комбинезон и наклоняется к нему.
– С тобой все нормально.
– Я покалечен.
– Ты знал о рисках этой игры.
– Это игра, которую ты придумала, когда нажралась печеньем с травкой и подозрительной комбучей Нико, а не гребаная «Игра престолов».
– Вот поэтому вы должны дожидаться, когда судья придет домой, – говорит Огаст. – Когда вы все друг друга убьете, я унаследую эту квартиру.
Уэс плюхается на диван с книгой, а Майла продолжает трудиться над ужином, пока Нико ухаживает за растениями, не павшими жертвой игры. Огаст раскладывает свои записи о методах исследования на полу гостиной и пытается наверстать упущенное на паре.
– В общем, – говорит Майла, рассказывая Нико про работу. – Я сказала ей, что мне плевать, кто ее мертвый муж, и мы не покупаем использованные гульфики – даже от членов «Питтсбург Стилерз», которые победили в Супербоуле 1975 года, – потому что мы продаем нормальные вещи, которые не покрыты потом от яиц.