– Потом от яиц покрыто больше вещей, чем ты можешь себе представить, – задумчиво говорит Нико. – Пот от яиц, в общем-то, вокруг нас.
– Ладно, тогда пропитаны потом от яиц, – возражает Майла. – Замаринованы, как индейка на День благодарения, в поте от яиц. Такая у нас была ситуация.
– Может быть, мы не будем говорить о поте от яиц перед ужином? – спрашивает Огаст.
– Хорошая мысль, – соглашается Майла.
Нико поднимает взгляд от горшка с томатом на Огаст – у него такое же лицо, как и у Нудлса, когда он чует запах бекона.
– Что с тобой? Кто тебя обидел?
Жизнь с экстрасенсом – заноза в заднице.
– Просто… ох, это так тупо.
Майла хмурится.
– Кого нам надо обвинить в убийстве?
– Никого! – говорит Огаст. – Просто… вы слышали, что на днях «Кью» застрял на несколько часов? Я была в нем, и там была одна девушка, и я думала, что у нас был, ну, тот самый момент.
– О черт, правда? – говорит Майла. Она переключилась на перец и теперь режет его с безрассудным энтузиазмом, дающим понять, что ей плевать, если потом палец придется пришивать обратно. – Ох, это как в фильме с Кейт Уинслет. Совместное выживание. Вам пришлось прижиматься голыми друг к другу, чтобы согреться? Вы теперь связаны травмой на всю жизнь?
– Там было градусов двадцать, – говорит Огаст, – и нет, на самом деле я подумала, что у нас особый момент, поэтому пригласила ее выпить, но она отказалась, так что теперь я просто найду для себя новый маршрут и, надеюсь, больше никогда ее не увижу и забуду, что это произошло.
– «Отказалась» – как именно? – спрашивает Майла.
– Она сказала «нет».
– Как именно? – спрашивает Нико.
– Она сказала: «Прости, но я не могу».
Майла цокает языком.
– То есть не то чтобы ей это неинтересно, просто… она не может? Это означает все что угодно.
– Может, она не пьет, – предполагает Нико.
– Может, она была занята, – добавляет Майла.
– Может, она собиралась бросить свою девушку, чтобы быть с тобой.
– Может, она в какой-то сложной запутанной ситуации со своей бывшей и ей надо разобраться с этим, прежде чем начинать отношения с кем-то еще.
– Может, ее прокляла злобная ведьма, и она теперь никогда не сможет выйти из метро, даже для свиданий с очень симпатичными девушками, пахнущими лимоном.
– Ты мне говорил, что такое не может произойти, – говорит Уэс Нико.
– Конечно, не может, – увиливает Нико.
– Спасибо, что оценил мое лимонное мыло, – бормочет Огаст.
– Уверена, что твоя метро-малышка тоже его оценила, – говорит Майла, многозначительно играя бровями.
– Господи, – говорит Огаст. – Нет, там точно была какая-то нотка окончательности. Это значило не «пока нет». Это значило «никогда».
Майла вздыхает.
– Не знаю. Может, тебе надо подождать и попробовать еще раз, если ты ее увидишь.
Майле легко говорить, с ее губками бантиком, идеально подчеркнутым хайлайтером, самодовольной уверенностью и горячим парнем, но у Огаст сексуальная энергия, как у золотой рыбки, и такой же эмоциональный словарный запас. Это и была вторая попытка. Третьей не будет.
– Малыш, можешь достать мне тот зеленый лук из холодильника? – просит Майла.
Нико, продолжающий с пристальным вниманием изучать свою коллекцию самодельных спиртовых настоек, говорит:
– Секунду.
– Я достану, – говорит Огаст, встает и бредет к холодильнику.
Зеленый лук лежит на переполненной полке между контейнером с падтаем и чем-то, что Нико ферментирует в банке с тех пор, как Огаст здесь поселилась. Передав лук, она топчется, рассматривая фотографии на дверце холодильника.
Сверху: Майла с волосами выцветшего фиолетового цвета, оранжевыми на кончиках, широко улыбается перед надписью на стене. Размытый полароидный снимок Уэса, который дает Майле измазать его нос глазурью с капкейка. Нико, с отросшими волосами, корчит рожу при виде разложенных на уличном рынке редисок.
Ниже детские фотки. Крошечная Майла и ее брат, завернутые в полотенца, рядом со знаком, обозначающим пляж на китайском, двое родителей в небрежно накинутых платках и шляпах. И фотография ребенка, которого Огаст не может распознать: длинные волосы с розовым бантом сверху, надутые губы, платье Золушки, на фоне сверкает Диснейленд.
– Кто это? – спрашивает Огаст.
Нико прослеживает направление ее пальца и мягко улыбается.
– А, это я.
Огаст смотрит на него, его тонкие брови, ровную осанку и узкие джинсы, и, что ж, у нее возникал такой вопрос. Она по привычке наблюдательна, хоть и старается не делать предположений в таких вещах. Но на нее накатывает теплота, и она улыбается в ответ.