– А. Круто.
На это он хрипло смеется и хлопает Огаст по плечу, прежде чем направиться в угол рядом с Джуди, чтобы потыкать в стоящее там растение. Огаст готова поклясться, что эта штука выросла на треть метра с тех пор, как она тут поселилась. Иногда ей кажется, что это растение напевает себе под нос какую-то мелодию по ночам.
Забавно. Между ними четверыми прояснилась такая большая вещь, но в то же время это маленькая вещь. Имеющая значение, но в то же время не имеющая никакого значения.
Майла раздает тарелки, Уэс закрывает книгу, и они садятся на пол вокруг чемодана, делят палочки для еды и передают друг другу блюдо с рисом.
Нико увеличивает громкость «Охотников за домами», которых они с ненавистью смотрят по кабелю, украденному Майлой из соседней квартиры. Жена в этой паре продает печенье для лактации, муж проектирует витражные окна на заказ, у них есть бюджет размером $750 000 и сильная потребность в кухне с открытой планировкой и заднем дворе для их ребенка Каллиопы.
– Почему у богачей всегда самый ужасный на свете вкус? – говорит Уэс, скармливая брокколи Нудлсу. – Эти столешницы – преступление на почве ненависти.
Огаст смеется с набитым ртом, и Нико именно в этот момент решает стащить с книжной полки полароидную камеру. Он делает снимок Огаст во время ее нелицеприятного хохота и с кукурузой, застрявшей у нее в горле.
– Черт побери, Нико! – выдавливает она. Он смеется и шагает прочь в своих носках.
Она слышит щелчок магнита: он добавил фотографию Огаст на холодильник.
Этот день не кажется пятницей, которая все изменит.
Все то же самое, как и в любую другую пятницу. Побороться с душем за горячую воду (она наконец-то начинает осваиваться), впихнуть холодные остатки еды себе в рот, доехать до кампуса. Вернуть книгу в библиотеку. Уклониться от распускающего руки незнакомца рядом со стендом с фалафелем и обменять чаевые на бутерброды. Подняться обратно по лестнице, потому что ее не зовут Энни Депрессант и ей не хватает смелости просить в «Попайс» служебный лифт.
Переодеться в футболку «Блинного Билли». Замазать круги под глазами. Сунуть нож в задний карман и пойти на работу.
По крайней мере, думает она, «Билли» будет всегда. Тут Уинфилд, мягко объясняющий про блюда дня новому сотруднику, который выглядит таким же до усрачки напуганным, какой наверняка выглядела Огаст в свой первый день. Тут Джерри, ворчащий над сковородкой, и Люси, сидящая на столешнице и следящая за этим всем. Как и метро, «Билли» существует для нее каждый день, константа посреди ее запутанной нью-йоркской вселенной – тусклая, пропитанная жиром звездочка.
В середине смены она видит это.
Она ныряет в задний коридор, проверяя телефон: сообщение от мамы, десяток уведомлений в квартирном чате, напоминание пополнить проездной. Она смотрит в стену, пытаясь вспомнить, работает ли билетный автомат на ее новой станции, жалея, что ей пришлось поменять весь свой маршрут…
И – ох.
Стены «Билли» увешаны сотнями фотографий, разносортные рамки сталкиваются друг с другом, как костлявые плечи. Огаст провела много странных часов между наплывами посетителей, считая знаменитостей, которые тут ужинали, винтажные фото с «Доджерс», втиснутые между Рэйем Лиоттой и Джудит Лайт. Но есть одно фото, в полуметре слева от двери мужского туалета, десять на пятнадцать цвета сепии в синей жемчужной рамке. Огаст наверняка тысячу раз скользила по нему взглядом.
К нему прикреплена четырьмя слоями скотча, добавлявшегося снова и снова за все эти годы, пожелтевшая бумажка. Надпись от руки черными чернилами: «Торжественное открытие «Блинного дома Блинного Билли» – 7 июня 1976 г.».
Это «Билли» в своем первозданном виде, без единого выжженного куска пластика, снятый сверху, как будто фотограф гордо забрался на барный стул. У посетителей объемные прически и такие короткие шорты, что их бедра наверняка прилипали к винилу. Слева Джерри – не старше двадцати пяти лет – наливает чашку кофе. Огаст должна признать: он и правда был милаш.
Но что ее заставляет сорвать фотографию со стены вместе с рамкой и имитировать приступ рвоты, чтобы уйти пораньше со спрятанным в блузке снимком, – это человек в нижнем правом углу.
Девушка опирается на угол стола в фартуке, наводящем на мысль, что она вышла из кухни, чтобы поговорить с посетителями, с короткими рукавами футболки, закатанными выше заметного изгиба ее бицепсов. У нее волосы длиной до подбородка, зачесанные назад. Чуть длиннее, чем привыкла видеть Огаст.