Она встряхивает свой надувной матрас, когда слышит, как кто-то открывает входную дверь, а потом неистово мечется, как будто в коридоре пнули гигантского мохнатого паука. Он врезается в стену, а потом в комнату Огаст врывается то, что можно сравнить только с черной чернушкой из «Унесенных призраками».
– Нудлс! – зовет Нико и появляется в дверном проеме. С его ладони свисает поводок, а у угловатого лица извиняющийся вид.
– Ты же вроде говорил, что он ночной призрак, – говорит Огаст. Нудлс с размытым пятном вместо хвоста обнюхивает ее носки, пока не понимает, что это новый человек, и не бросается на нее.
– Так и есть, – говорит Нико, вздрагивая. – Ну, почти. Иногда мне становится совестно, и я беру его днем с собой на работу в магазин. Мы, наверно, не упоминали его… – Нудлс пользуется моментом, чтобы положить обе лапы Огаст на плечи и попытаться засунуть свой язык ей в рот. – Характер.
Позади Нико появляется Майла со скейтбордом в руке.
– О, ты познакомилась с Нудлсом!
– О да, – говорит Огаст. – Очень близко.
– Тебе нужна помощь с остальными вещами?
Она моргает.
– Это все.
– Это… это все? – говорит Майла. – Больше ничего нет?
– Да.
– У тебя… – Майла смотрит на нее так, словно начинает осознавать, что ничего не узнала об Огаст, прежде чем позволила ей хранить свои овощи в контейнере рядом с их. Огаст часто смотрит на себя в зеркало таким взглядом. – У тебя нет никакой мебели.
– Я, можно сказать, минималистка, – говорит ей Огаст. Если постараться, Огаст могла бы сократить свои пять коробок до четырех. Может быть, стоит заняться этим на выходных.
– Ох, я бы хотела тоже быть такой. Нико скоро начнет выбрасывать мою пряжу в окно, пока я сплю. – Майла улыбается, убедившись, что Огаст на самом деле не участвует в программе защиты свидетелей. – В общем, мы хотим пойти поужинать панкейками. Ты с нами?
Огаст скорее позволила бы Нико выбросить ее в окно, чем поделилась бы панкейками с теми, кого она едва знает.
– Я пока не могу себе позволить есть вне дома, – говорит она. – У меня еще нет работы.
– Думаешь, мы позволим тебе платить? Это праздничный ужин в честь твоего переезда, – говорит Майла.
– А, – говорит Огаст. Это… щедро. Где-то в ее мозгу мигает тревожная лампочка. Ее полевое руководство по заведению друзей – это двухстраничная брошюра, в которой написано: «НЕ НАДО».
– «Блинный дом Блинного Билли», – говорит Майла. – Это во Флэтбуше.
– Открыт в 1976 году, – вставляет Нико.
Огаст изгибает бровь.
– Сорок четыре года, и никто не захотел сменить это название?
– Это часть очарования, – говорит Майла. – Это вроде как наше место. Ты же с юга, да? Тебе понравится. Там очень непритязательно.
Они топчутся, глядя друг на друга. Панкейковое противостояние.
Огаст хочет остаться в безопасности своей дерьмовой спальни с комфортной нищетой ужина из печенья и молчаливым перемирием со своим мозгом. Но она смотрит на Нико и понимает, что, даже если он и притворялся, когда до нее дотронулся, он все равно что-то в ней увидел. А такое давно никто не делал.
Эх.
– Ладно, – говорит она, поднимаясь на ноги, и улыбка вспыхивает на лице Майлы, как звездный свет.
Десять минут спустя Огаст втискивается за угловой столик «Блинного дома Блинного Билли», где, похоже, каждый официант знает Нико и Майлу по имени. Их обслуживает темнокожий мужчина с бородой, широкой улыбкой и выцветшим бейджиком с именем, на котором написано «Уинфилд», прикрепленным к его красной футболке «Блинного Билли». Он даже не спрашивает, что закажут Нико и Майла, – просто ставит чашку кофе и розовый лимонад.
Она понимает, что они имели в виду, когда говорили о легендарном статусе «Блинного Билли». В нем есть какая-то особенная «нью-йоркность», что-то близкое к картине Эдварда Хоппера или кафе из сериала «Сайнфелд», но с перчинкой поярче. Это угловое заведение с большими окнами, выходящими на улицу с двух сторон, протертыми столами из композитного пластика и красными виниловыми сиденьями, которые постепенно выводятся из самых оживленных зон, когда ломаются. Вдоль одной стены растянулся бар с газировкой, от пола до потолка все обвешано старыми фотографиями и обложками с бейсбольной командой «Метс».
И тут стоит мощный запах, прямая, неподдельная обонятельная развращенность, которую впитывает Огаст.
– В общем, их дал Уэсу его папа, – говорит Майла, объясняя, как в их квартире оказались кожаные кресла от «Имс». – Подарок в честь «прекрасного соответствия семейным ожиданиям», когда он поступил в архитектурную школу в Прэтте.